Рэнт. Биография Бастера Кейси

— Да, — сказал он, и щетина на его подбородке врезалась мне в шею. — Да. Да, о да! Пожалуйста!

Его бедра ударились в мои так сильно, что по льду побежали трещины — одна, другая, третья, как молнии. Снизу хлынула вода. Белые трещины зигзагом пошли к берегу.

Шот Даньян: Не знаю почему, но на моем яйце было написано: «Грин Тейлор Симмс».

Айрин Кейси: Приподнявшись на локтях, он увидел:

— У тебя кровь.

Он смотрел на мою руку. Я так сильно сжимала монету, что золото порезало кожу на ладони. Края вырезали идеально ровный кружок, чуть глубже вверху и внизу. Мужчина разжал мои пальцы, и в них, в ярко-красной крови, золотая монета сияла как Рождество. Еще много недель нового года у меня будет малиновый синяк с датой 1884.

И он сказал мне:

— Оставь себе. Чтобы заплатить за чистку кофты.

Из полевых заметок Грина Тейлора Симмса: До этого времени у автосалок не было героя, и менять положение было бы неосмотрительно. Явления под названием «уход в прошлое» не существует. Бессмертных Историков — тоже. Что более вероятно — вся эта белиберда про путешествия во времени? Или что кто-то один сошел с ума?

Утверждать обратное было бы крайней беспечностью и безответственностью.

Айрин Кейси: Мужчина подтянул штаны. От его штуки, в моче и крови, шел пар. Капала сперма. Он застегнул ширинку и огляделся. Потом посмотрел на меня и сказал:

— Побудь здесь, пока я не уйду.

И ушел вверх по реке, по воде, до самого далекого горизонта.

Тина Самсинг: Нет, настоящее вранье, настоящие вруны — это Эхо Лоуренс и Шот Даньян. Потому что они знают правду, но не хотят говорить. Можно отправиться в прошлое и изменить его. Они каждую ночь пытаются.

Айрин Кейси: Мои ноги открыты голубому рождественскому небу. Кофта примерзла, вросла в лед. Я осоловела от удушья, смотрю, как кругом пузырится в трещинах вода. Слышу, как скулит и стонет река, растаскивает сломанные куски.

Моя теплая кровь и моча замерзают. И его сперма.

Речной лед сдвигается, ломается. Оживает.

Тина Самсинг: Вот как большинство власть имущих предугадывают события и извлекают из этого выгоду. Может быть, именно так они всегда захватывали власть. А может, только в новой истории. Не знаю. Как тут узнаешь? Я знаю только, что кто-то этим занимается. И не хочет, чтобы этим занимались вы.

Айрин Кейси: Я даю льду опустить меня в холод, и тут из кустов слышится голос. Из рогоза на берегу замерзшей реки кто-то сказал:

— Миссис Кейси? Айрин?

Голос сказал:

— Мама?

Оттуда вышел почти голый мальчик, он весь дрожал и обнимал себя руками.

Впереди у него был лист голубой бумаги. Как в больнице. Он стоял в бумажных шлепанцах и говорил:

— Меня никто не хотел подвезти.

Стуча зубами, он сказал:

— Я опоздал.

И спросил:

— Я ведь опоздал?

Эхо Лоуренс: На больничном браслете, который был тогда на Честере, стоит день, когда его вытащили из реки. Ровно за девятнадцать лет до того, как Рэнт отправил свою машину в ту же самую реку. У меня этот браслет сохранился, мне отдал его Чет.

Рэнт исчез в реке и Чет выплыл из реки двадцать первого декабря.

Айрин Кейси: Мальчик стоял, сдвинув коленки, на замерзшей грязи, сцепив пальцы у рта, откуда шел пар. Все его тощее тело сжалось, как кулак, и тряслось.

Он говорил:

— Все будет хорошо… С тобой все будет хорошо…

Его руки все в шрамах. Стучащие зубы — черные.

На вид как старшеклассник.

Если не считать куска синей бумаги, стоит в этом рогозе в чем мать родила.

Недди Нельсон: Хоть это звучит гадко, разве Рэнт не женился на собственной маме? Разве он не сменил имя на Честера Кейси и не остался с ней, чтобы помочь вырастить ребенка? Вырастить самого себя?

Айрин Кейси: Я не могла сесть, так сильно вмерзла в лед. Не могла дотянуться до джинсов или трусов.

Льдины сдвигались и кренились, а голый мальчик побежал ко мне. И все твердил:

— Не шевелись!

Повторял:

— Тебе больно!

Река хлынула и затопила лед. А мальчик сказал:

— Никогда не пытайся остановить попутку в таком виде.

Скользя и шаркая синими бумажными шлепанцами, он подобрался ко мне и сел, чтобы помочь надеть трусы и джинсы. Когда его трясущиеся пальцы коснулись меня, между нами проскочила искра. Электрическая искра, с треском. Громким. Яркая-яркая, даже на дневном свету. Между его пальцем и моим.

Недди Нельсон: Разве это не похоже на… Троицу? Рэнт, Честер и старый Грин Тейлор Симмс, как у католиков: трое — одно целое, но разные?

Айрин Кейси: Оба замерзшие, мы сползаем с треснувшего льда, и я слышу, как за нами плещется река. Моя рождественская кофта растянулась и запачкалась. В красных и желтых пятнах. Кровь и моча. Растянулась и испорчена.

Голый мальчик сказал:

— Мне жаль из-за… этого.

А я расстегнула пуговицы и вытащила руки из грязных рукавов. Протянула кофту ему:

— Бери. А то до смерти простудишься.

Недди Нельсон: Разве это не объясняет, почему Чет Кейси не очень расстраивался о смерти сына? Почему он просто переехал в город? Разве речь не о больших обратных петлях во времени?