Рентген строгого режима

Однажды в наш стационар поступил с травмой ноги веселый и красивый каторжанин – Сергей Григорьевич Гусев. У Сережи был очень приятный и довольно сильный тенор, и он частенько по вечерам на костылях приходил ко мне в кабинет и пел для меня любимые песни:

Прощай, Неаполь, край необозримый
Тебя в тоске навек я покидаю…
Или на слова Алексея Кольцова:
На заре туманной юности
Всей душой любил я милую...

Гусев как-то ко всему относился очень легко, часто смеялся, любил рассказывать и слушать забавные истории, был простым и добродушным малым. Как-то в очередное свое посещение Сергей неожиданно спросил меня:

– А вы знаете, кто такой Володя Петров?

И тогда Гусев поведал мне, что наш милый, голубоглазый русский паренек Володя Петров служил у немцев в карательном отряде, действовавшем в Ленинградской области в районе Гатчины против советских партизан. Немцы в полной мере использовали внешние данные Петрова и неоднократно забрасывали его под видом «своего» в партизанский отряд. Партизаны верили ему – ему невозможно было не верить. Потом Петров выдавал партизан немецким карателям, и всех их отправляли на виселицу... Таким образом Володя выявил и передал в руки немцев две группы партизан, получил за это железный крест и еще всякие награды... Эта была бескомпромиссная борьба – фашисты против большевиков – проигравших вешали на рассвете...

Немцы высоко оценили провокаторские способности бывшего советского комсомольца и направили его в Германию на учебу в знаменитую шпионскую школу «Цеппелин», которую Володя успешно окончил. После учебы немцы неоднократно забрасывали Петрова в тыл советских войск, и всегда Володя успешно выполнял все задания и выходил сухим из воды... Такой уж он был способный и удачливый разведчик...

После окончания войны Петров, понимая, что на любимой Родине его ждет только виселица, удрал в американскую зону оккупации Германии, но по требованию советского командования его вместе с другими военными преступниками выдали соответствующим органам. И согласно военным законам приговорили Володю к смертной казни через повешение. Однако Петров, зная многих немецких и русских агентов, окончивших вместе с ним шпионскую школу, представлял несомненный интерес для нашей контрразведки, и его оставили в живых, заменив виселицу двадцатью годами каторжных работ. И в самом деле, на моей памяти Володю частенько вызывали следователи и, предъявив для опознания фотографии шпионов, просили опознать того или иного деятеля из разведки. Это было расплатой за оставленную ему жизнь...

Выслушав Гусева, я был потрясен. Мы так привыкли к мысли, что сидят только за принадлежность к интеллигенции, или за рассказанный анекдот, или за плевок в сторону «усатой хари», или за то, что в 1937 году были без причины расстреляны родители, или, в крайнем случае, за национальность. Или вообще просто так – посадили для счета, и все тут. Мы часто смеялись, когда Федя Жаткин, копируя какого-то киногероя, противным голосом гнусавил: «Можете жаловаться, можете жаловаться, можете жаловаться». Все знали, что жаловаться советским правоохранительным органам не только бесполезно, но даже опасно, могли удлинить срок... И тут вдруг такая биография... Я просто не верил своим ушам. При первом удобном случае, когда мы с Володей остались вдвоем, я спросил его, так ли было с ним на самом деле?

– Что, Сергей Гусев растрепал про меня? – совершенно спокойно спросил Володя и тут же добавил без тени смущения: – Да, все правда. Конечно, вы можете меня осуждать, даже презирать, но что мне было делать? Я вам расскажу, как все было на самом деле...