Читаем Рентген строгого режима полностью

Вот тогда кто-то и дал команду везти раненых на «Капиталку», там, дескать, самый сильный хирург в Воркуте – Катлапс, – ему и карты в руки... Но на вахте нашего ОЛПа дежурили сталинские чекисты, и им раненые женщины были до феньки, они еще и не то повидали в лагерях, и машину в лагерь не пустили. Пока звонили в Управление Речлага, пока оттуда звонили в лагерь, да лагерь еще сопротивлялся – не наш, дескать, контингент! Шли часы, лилась кровь, потом звонили на вахту... Пока охранники наконец поняли приказ, прошло больше трех часов, и все это время женщины были предоставлены сами себе, безо всякой помощи, врач их почему-то не сопровождал... Вот почему Катлапс орал на начальство: если бы женщин доставили к нам немедленно, он сумел бы спасти всех... А начальники, стыдливо прикрыв погоны белыми халатами, молча выслушали обвинения доктора и так же молчком удалились из операционной. Все-таки я забеспокоился, не будет ли санкций в отношении Катлапса, вдруг возьмут да и упишут доктора на общие работы. Еще год назад это мероприятие было бы вполне реально, хотя тогда и Катлапс держал бы язык за зубами... Санкций против доктора не последовало, времена изменились... Но что было лейтенанту, стрелявшему в сидящих женщин, мы так толком и не узнали, говорили, что его разжаловали, потом говорили, что судили, но сколько «отвесили», осталось нам неизвестным.

Раненые женщины после операции пролежали у нас недели три, и только потом их всех увезли обратно на «Предшахтную», в женский лагерь. Пока женщины находились у нас, они постоянно были окружены заботой и вниманием, заключенные-мужчины совсем отвыкли от женского общества и к «своим зычкам» относились с трогательной нежностью, угощали чем могли и ухаживали как умели. В нашем лагере было много литовцев, и они без конца осаждали стационар с черного хода в надежде поговорить с землячками, такими же, как они, отверженными... Но куда там, железные Петя Лапинскас и Миша Дециг никого в стационар не пускали. А Лапинскас, сам литовец, и как я успел заметить, допускал послабление своим землякам и разрешал им короткие свидания на скамеечке около моего кабинета. Женщины поначалу ходили на костылях, и я с интересом иногда наблюдал, как молоденькую литовку плотным кольцом окружают каторжане и трещат по-литовски, как сороки...

Случилось, однако, и необыкновенное происшествие, которое ускорило отправку литовок из нашего лагеря. Чтобы оградить женщин от мужчин, которые ходили по стационару преимущественно в кальсонах, их разместили в двух небольших палатах около операционной и строго-настрого запретили всем без исключения заходить к ним. Даже я ходил в «женское» отделение только с разрешения Лапинскаса. Однажды вечером доставили в стационар молодого парня, прямо из шахты, с приступом острого аппендицита. Из приемного покоя больного отвезли в операционную, и Катлапс прооперировал его, причем операция шла трудно и долго, аппендикс уже начал гноиться. Парня положили в палату под строгое наблюдение дежурного фельдшера. Однако Катлапс имел привычку по ночам проверять состояние только что прооперированных, и в ту ночь он, накинув халат, вошел в палату, где лежал больной. Но его постель оказалась пустой... Катлапс сразу догадался, где он, и опрометью ринулся в «женское отделение», буквально стащил парня с женщины, поднял на руки и отнес в операционную. Все швы, и внутренние, и наружные, у больного разошлись, и кровь хлестала из него, как из недорезанного барана. Катлапс объявил общий аврал, подняли всех врачей, фельдшеров и санитаров. Операция по спасению новоявленного Казановы длилась всю ночь, и только утром, перед самой поверкой, все врачи, до предела усталые и взмокшие, вышли из операционной. Жизнь романтика была спасена... Утром на пятиминутке у Токаревой Катлапс подробно рассказал о случившемся. Такого в практике ни у кого из врачей не было. Токарева – как поговаривали злые языки, большой ценитель мужчин – была в полном восторге от ночного происшествия и не скрывала этого...

Но... забота о нравственности заключенных была все еще одной из главных прерогатив лагерного начальства, и Токарева через Управление Речлага добилась распоряжения о возвращении почти выздоровевших женщин обратно на «Предшахтную».

Надо сказать, что драматическая история с женщинами весьма отрицательно сказалась на настроении заключенных. Стрелять в несчастных и беззащитных женщин... Это же чистый фашизм!.. А что же будут делать тогда с нами, с мужчинами? Работяги прямо зубами скрипели от ненависти...

Перейти на страницу:

Все книги серии Диалог

Великая тайна Великой Отечественной. Ключи к разгадке
Великая тайна Великой Отечественной. Ключи к разгадке

Почему 22 июня 1941 года обернулось такой страшной катастрофой для нашего народа? Есть две основные версии ответа. Первая: враг вероломно, без объявления войны напал превосходящими силами на нашу мирную страну. Вторая: Гитлер просто опередил Сталина. Александр Осокин выдвинул и изложил в книге «Великая тайна Великой Отечественной» («Время», 2007, 2008) cовершенно новую гипотезу начала войны: Сталин готовил Красную Армию не к удару по Германии и не к обороне страны от гитлеровского нападения, а к переброске через Польшу и Германию к берегу Северного моря. В новой книге Александр Осокин приводит многочисленные новые свидетельства и документы, подтверждающие его сенсационную гипотезу. Где был Сталин в день начала войны? Почему оказался в плену Яков Джугашвили? За чем охотился подводник Александр Маринеско? Ответы на эти вопросы неожиданны и убедительны.

Александр Николаевич Осокин

Документальная литература / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Поэт без пьедестала: Воспоминания об Иосифе Бродском
Поэт без пьедестала: Воспоминания об Иосифе Бродском

Людмила Штерн была дружна с юным поэтом Осей Бродским еще в России, где его не печатали, клеймили «паразитом» и «трутнем», судили и сослали как тунеядца, а потом вытолкали в эмиграцию. Она дружила со знаменитым поэтом Иосифом Бродским и на Западе, где он стал лауреатом премии гениев, американским поэтом-лауреатом и лауреатом Нобелевской премии по литературе. Книга Штерн не является литературной биографией Бродского. С большой теплотой она рисует противоречивый, но правдивый образ человека, остававшегося ее другом почти сорок лет. Мемуары Штерн дают портрет поколения российской интеллигенции, которая жила в годы художественных исканий и политических преследований. Хотя эта книга и написана о конкретных людях, она читается как захватывающая повесть. Ее эпизоды, порой смешные, порой печальные, иллюстрированы фотографиями из личного архива автора.

Людмила Штерн , Людмила Яковлевна Штерн

Биографии и Мемуары / Документальное
Взгляд на Россию из Китая
Взгляд на Россию из Китая

В монографии рассматриваются появившиеся в последние годы в КНР работы ведущих китайских ученых – специалистов по России и российско-китайским отношениям. История марксизма, социализма, КПСС и СССР обсуждается китайскими учеными с точки зрения современного толкования Коммунистической партией Китая того, что трактуется там как «китаизированный марксизм» и «китайский самобытный социализм».Рассматриваются также публикации об истории двусторонних отношений России и Китая, о проблеме «неравноправия» в наших отношениях, о «китайско-советской войне» (так китайские идеологи называют пограничные конфликты 1960—1970-х гг.) и других периодах в истории наших отношений.Многие китайские материалы, на которых основана монография, вводятся в научный оборот в России впервые.

Юрий Михайлович Галенович

Политика / Образование и наука
«Красное Колесо» Александра Солженицына: Опыт прочтения
«Красное Колесо» Александра Солженицына: Опыт прочтения

В книге известного критика и историка литературы, профессора кафедры словесности Государственного университета – Высшей школы экономики Андрея Немзера подробно анализируется и интерпретируется заветный труд Александра Солженицына – эпопея «Красное Колесо». Медленно читая все четыре Узла, обращая внимание на особенности поэтики каждого из них, автор стремится не упустить из виду целое завершенного и совершенного солженицынского эпоса. Пристальное внимание уделено композиции, сюжетостроению, системе символических лейтмотивов. Для А. Немзера равно важны «исторический» и «личностный» планы солженицынского повествования, постоянное сложное соотношение которых организует смысловое пространство «Красного Колеса». Книга адресована всем читателям, которым хотелось бы войти в поэтический мир «Красного Колеса», почувствовать его многомерность и стройность, проследить движение мысли Солженицына – художника и историка, обдумать те грозные исторические, этические, философские вопросы, что сопутствовали великому писателю в долгие десятилетия непрестанной и вдохновенной работы над «повествованьем в отмеренных сроках», историей о трагическом противоборстве России и революции.

Андрей Семенович Немзер

Критика / Литературоведение / Документальное

Похожие книги