Рентген строгого режима

Врачи, пережившие этот расстрел, относились к нему совершенно спокойно и, смеясь, рассказывали мне, что когда в стационар стали через окна влетать пули, они все легли на пол головой к стене, и никто из них не пострадал. После обстрела солдаты вошли в зону и перво-наперво арестовали весь стачечный комитет, которому немедленно было предъявлено обвинение самое тяжкое в нашей стране: организация военного мятежа против советского правительства, за что полагалось только одно – расстрел, и никакие смягчающие вину обстоятельства во внимание не принимались. Как потом выяснилось, в начале следствия деятели МГБ, как и следовало ожидать, применили обычные методы допросов – зверски избивали подследственных, не давали спать, есть и пить и требовали признания, что они готовили «вооруженное восстание». Действовали как и во всех внутренних тюрьмах МГБ. Однако члены стачечного комитета держались твердо, и никто ничего не подписал, это был железный народ. Но через месяц, видимо, сверху пришло указание изменить статью обвинения на более мягкую «организацию беспорядков», по которой расстрел был уже необязателен, а еще через пару недель всех членов стачечного комитета вернули в лагерь, и дело закрыли «за отсутствием состава преступления». Это было неслыханно, но было так на самом деле... Видимо, в Москве новое правительство поняло, что жестокость тоже имеет свои пределы, после чего она перестает работать... Так закончилась знаменитая забастовка заключенных в лагере шахты № 29 комбината «Воркутауголь».

Проговорив с врачами полночи, я стал размышлять о ситуации, в которую затолкала меня моя лагерная судьба. В детстве папа любил пошутить в мой адрес: «Умная у тебя, Алик, голова, да дураку досталась». – «Нет, совсем не дураку, дорогой мой папочка, – думал я, – и завтра я тебе это докажу».

В 9 часов утра я постучал в кабинет милой начальницы санчасти. Она очень приветливо встретила меня, предложила сесть и между прочим спросила:

– Что вы нам посоветуете, Олег Борисович (!), как нам быть, очень уж нужен нам рентгенкабинет в санчасти, столько людей калечит шахта.

Вместо ответа я спросил, будет ли конвой для меня, мне нужно домой.

– Ну что вы так спешите удрать от нас, Боровский, разве вам у нас так уж плохо?

И она обиженно надула губки...

– Нет, совсем не плохо, но я кое-что за ночь придумал, только не знаю, как вы найдете мое предложение: получите для меня пропуск, чтобы я мог ездить к вам два раза в неделю. В вашем лагере я подыщу грамотных людей, они и сделают для вас рентгеновский аппарат под моим руководством.

Начальница задумалась...

– Ну что ж, это идея, я обращусь к генералу Деревянко, чтобы он дал распоряжение начальнику вашего лагеря.

На том мы и расстались.

Через несколько часов воронок быстро довез меня «домой», где с тревогой ждала моего возвращения Мира... Друзья в первую очередь потребовали подробный рассказ о расстреле заключенных на 29-й шахте, что я и выполнил.

На следующий день меня неожиданно вызывает замначальника лагеря майор Яроновский, усатый, толстый красавец-мужчина, известный в Воркуте ловелас. «Неужели так быстро „выстрелила“ моя идея с пропуском?» – думал я, с тревогой поднимаясь по лестнице Управления.

Усатый красавец встретил меня очень любезно, хотя, конечно, сесть не предложил.

– Вот что, Боровский, ко мне обратилась с просьбой главный врач железнодорожной больницы починить им один или два аппарата для физиотерапевтического кабинета. В городе медицинских мастерских нет, а вы большой специалист по приборам и сделайте доброе дело для народа, я уже ей пообещал.

«Ну что ж, – подумал я, – хрен с ним, сделаю».

На следующее утро около моего кабинета остановилась машина «скорой помощи», доверху нагруженная сломанными аппаратами из физиотерапевтического кабинета, вот так два прибора... В первый момент я просто остолбенел, но потом подумал – взялся за гуж... Сделаю доброе дело, для людей ведь все это. Пришлось плотно повозиться с приборами больше недели, хорошо еще у меня были добрые отношения с рабочими мехцеха шахты, и все мои заказы они делали быстро и качественно. Через неделю снова пришла та же «скорая» и забрала все аппараты, которые были как новенькие, а сопровождающая сестра сказала мне очень любезно: «Большущее вам спасибо». С тем и уехала...

На следующий день меня вызывает майор Тощев, замещающий Воронина, отбывшего на юг для поправки здоровья.

– Вот что, Боровский, – без обиняков заявил майор, – решено выдать вам пропуск для проезда в лагерь шахты № 29 и обратно, где вы должны будете построить еще один рентгеновский аппарат. Но помните, что вам оказано большое доверие и вы не должны подвести коллектив нашего лагеря. Пропуск получите на вахте лагеря. Все, идите...

Я был потрясен... Это был аромат свободы... С гордостью я ходил по лагерю и всем встречным рассказывал, что у меня с завтрашнего дня пропуск на 29-ю шахту, все воспринимали эту новость как еще один признак, что лагерная система начала шататься...