Рентген строгого режима

Как в случае со столовой, я снова поехал к друзьям в Проектную контору, и снова они, отличные мужики, снабдили меня типовыми проектами шахтокомбинатов. И я снова подобрал себе наиболее подходящий, переделал его в соответствии с требованиями начальника шахты, хорошо, даже красиво, прочертил на больших, склеенных листах ватмана и через десять дней развесил проект на стенах кабинета начальника шахты. Начальнику проект очень понравился, и он немедленно созвал руководителей всех основных служб и попросил меня рассказать, что будет нового в «обновленном» здании шахтокомбината, сколько будет раздевалок, душевых, буфетов, помещений для всяких игр – настольного тенниса, бильярда, и прочая, и прочая... Надо честно сказать, на ватмане проект выглядел весьма красиво и солидно. После доклада мне задали множество вопросов, и на все я ответил вполне на уровне. Я свое обещание выполнил честно, но в последний день моей работы вновь увидел злобный оскал моей лагерной судьбы...

Построенный по моему проекту и при моем активном участии лесопильный завод работал круглые сутки полным ходом, так как шахте требовалось много пиленого леса-кругляка и толстых досок. В тот злосчастный день мастер завода послал одного заключенного, молодого парня, смазать коренные подшипники самой большой пилорамы. Хлопец через специальный люк опустился на фундамент пилорамы и, согнувшись в три погибели, приступил к работе. В это время два здоровых мужика, тоже заключенные, принесли на плечах большое бревно, лесотаска была почему-то отключена, и сбросили его на пол рядом с пилорамой. От мощной встряски самопроизвольно включился пускатель пилорамы, и она неожиданно заработала. Деваться рабочему было некуда, и валом машины черепную коробку ему снесло напрочь... Меня вызвали на место происшествия, парень без черепа лежал рядом с пилорамой. Сердце у меня сжалось, ведь если бы я рядом с пилорамой нарисовал на бумаге большее пространство вокруг фундамента, парень бы остался жив... Случилось это утром, но уже днем на шахту приехала специальная комиссия для расследования несчастного случая со смертельным исходом. Не исключено, что комиссия спросит меня, почему я сделал такую тесную камеру вокруг фундамента? И что я должен буду отвечать? Вблизи главного вала пилорамы никто не может находиться во время ее работы. Кто мог предположить, что пусковая электроаппаратура окажется не в порядке? Как говорят инженеры, не сработала защита от дурака. В общем, я встревожился: если начнется расследование и меня к нему привлекут, придется сдать железнодорожный билет и отложить отъезд в Москву... А что я скажу Мирочке? И надо же случиться такому происшествию в последний день моей работы! Комиссия, ознакомившись на месте со всеми обстоятельствами несчастного случая, вызвала меня в кабинет главного инженера со всеми чертежами лесозавода. Я подобрал все документы и пошел на «правеж»...

– Это вы проектировали лесозавод?

– Да, я.

– Покажите чертежи лесозавода.

Я развернул большую кальку со всеми планами, разрезами и фасадами. Члены комиссии не стали вникать в детали, а первым делом проверили, есть ли в наличии утверждающие подписи. Справа в верхнем углу стояла подпись и печать начальника строительного управления комбината «Воркутауголь». Этого оказалось достаточно, и председатель комиссии любезно сказал мне:

– Все в порядке, у нас к вам претензий нет. Вы что, уезжаете в Москву?

– Да, я сегодня на работе последний день.

– Ну, счастливого пути, будьте здоровы, – и он дружески протянул мне руку.

Я вышел из кабинета и вздохнул с облегчением, поставил папку с чертежами лесозавода на место, запер шкаф, передал ключ литовцу и навсегда покинул шахту № 29 комбината «Воркутауголь»...

10 апреля я уволился с работы, оформил увольнение Миры, уложил наши пожитки в железнодорожный контейнер, тепло попрощался со всеми нашими многочисленными друзьями...

Когда я уже укладывал свои шмутки в такси, чтобы ехать на вокзал, неожиданно около машины я увидел высокого красивого старика, который смотрел на меня, опираясь на палку. Вглядевшись, я узнал приятеля по 40-й шахте – Александра Дмитриевича Щербачева. Мы не виделись с ним много лет, оба обрадовались встрече. Но как изменился Щербачев... Очень постарел, сморщенное лицо, совершенно белая голова заметно тряслась. Александр Дмитриевич поведал мне свою грустную историю.