Рентген строгого режима

Наконец наш клуб засиял во всей своей красе и гостеприимно распахнул двери перед нами – участниками художественной самодеятельности. В комнатах клуба еще пахло сыростью и краской, а мы уже начали репетировать свой первый спектакль – «Позднюю любовь» Островского. Как я уже раньше говорил, у меня никаких актерских талантов не было, но высокий рост, а главное – мощный и низкий голос, не без приятности, как все говорили, должны были в условиях лагеря заменить актерское мастерство. На эти чисто внешние данные и рассчитывал Куликов, когда уговорил меня взять роль Николая Шаблова. Я, как девушка, позволил себя уговорить и начал интенсивно учить наизусть большую роль главного героя. Надо сказать, что мой рентгенкабинет был идеальным местом для разучивания роли, я жил совершенно один и мог читать роль в полный голос – никто меня не слышал... Честно говоря, в этой роли я себе не нравился, это не мое амплуа, но все же я очень старался, и, к моему изумлению, спектакль имел оглушительный успех... Мы брали, конечно, не талантом, а искренностью и тем, наверное, что заключенные ничего, кроме старых кинофильмов, давно не видели. Женские роли играли мужчины и играли очень хорошо, надо отдать им должное. Я всегда говорил, что в некоторых странах, например, в Китае, в театрах актрис вообще не бывает, рассказывал о знаменитом китайском актере Мэй Лань-фане, который выступал в нашей стране несколько раз и всегда сам исполнял женские роли. Когда после премьеры я пошел в санчасть к врачам узнать их мнение о нашей работе, то, к своему изумлению, увидел у многих из них на глазах искренние слезы, и все в один голос уверяли, что получили настоящее удовольствие. И я поверил им...

Чтобы весь контингент лагеря смог посмотреть спектакль, пришлось давать его несколько раз, и мы от спектакля к спектаклю играли все лучше и лучше, спектакль «обкатывался», и мы постепенно превращались в настоящую актерскую труппу. Володя Куликов был на вершине блаженства, и мы все без исключения признали его своим художественным руководителем и «вождем».

В эти же дни Саша Эйсурович, прослышав о моих успехах на медицинском фронте и желая как-то помочь, сумел передать из лагеря № 8 «Рудник» книжку «Новая рентгеновская установка РУМ-2», авторы Дмоховский и Сулькин. Если бы я получил ее раньше... Но все же книжка помогла мне кое в чем, я сделал из нее выписки и тем же путем, через медсестер, отправил с благодарностью обратно Саше. Мне рассказали, что когда к Эйсуровичу обратились с просьбой построить рентгеновский кабинет в одном из лагерей, он ответил:

– Обратитесь к заключенному Боровскому, он в этом деле собаку съел и щенком закусил, – и наотрез отказался.

Через много-много лет я в Москве разыскал Дмоховского и Сулькина и с благодарностью пожал им руки и рассказал о своей работе в лагерях Речлага.

Наш худрук самодеятельности Куликов не унимался и решил поставить «Нахлебника» Тургенева, мне он дал роль помещика, а сам играл Кузовкина. Спектакль тоже прошел с большим успехом, но, может быть, наши зрители были слишком снисходительными, кто знает...

Между двумя спектаклями Куликов устроил большой концерт самодеятельности, в котором и пели, и танцевали, читали стихи, и разыгрывали скетчи, играли на баянах и аккордеонах и струнных инструментах, концерты проходили с блеском, выдумкой и очень весело. Я в этих концертах учас тия не принимал, упросил Володю меня не привлекать, он с трудом от меня отцепился...

Третьим нашим спектаклем была пьеса Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского», эту идею, что греха таить, подкинул Куликову я, полагая, что в этой постановке можно будет в полную силу использовать мои внешние данные, да и пьеса-то сама по себе очень уж хороша! Какие мизансцены! А Расплюев-то, эта роль прямо для Володи! Я по неграмотности считал, что с моими голосовыми данными сыграть Кречинского будет проще простого. Куликов весьма удачно пьесу несколько сократил – выжал водичку – и сгустил самые драматические места. Мне пришлось изрядно потрудиться и в короткий срок выучить огромную роль назубок, мы играли без суфлера, и ошибаться было нельзя. Вот когда я почувствовал отсутствие актерского таланта... Но отступать было уже поздно, и потом Куликов так хорошо играл Расплюева, что любо-дорого смотреть, зал буквально заливался хохотом, когда несчастный избитый Расплюев возмущался: «Англичане – культурный народ, просвещенные мореплаватели, и вдруг боксом!» – и сверкал в зал огромным красно-синим фингалом под глазом.

Мой голос гремел, что да, то да... Я и одет был вполне прилично, мне сшили черный фрак, из ватмана сделали вполне приличную манишку с бантом кис-кис и достали отличный парик. В общем, выглядел я неплохо. Если бы мы только знали, как трагически окончится наш «Кречинский», если бы мы могли предвидеть...