Ренуар

Итак, всё шло как нельзя лучше — или почти так — до появления 7 мая в «Пари-журналь» статьи «Рядом с Салоном, пленэр. Выставка на бульваре Капуцинок», в которой Эрнст Шесно писал: «Среди шести картин Ренуара одна отвратительная, необъяснимая, тяжёлая, мрачная — “Голова женщины”; другая неудачная — “Парижанка”представляют собой творческий поиск без результата и, наконец, две великолепные: “Танцовщица”и “Ложа”. “Танцовщица”реальная, отличающаяся утончённой и нервной элегантностью в своей правдивости. Воздушность газовых юбок, сочетание оттенков в изображении головы, груди и ног — всё это очарование, к сожалению, теряется на размытом фоне. В “Ложе”две фигуры, женщина на первом плане, мужчина в тени ложи, как будто выхвачены из жизни. Заслуга художника, с одной стороны, в его наблюдательности, а с другой — в совершенно новом решении великолепной цветовой гаммы».

Но даже неодобрение Шесно трёх из шести представленных работ Ренуара было не самым страшным.

Несмотря на все предпринятые предосторожности, Ренуар и его друзья стали рассматриваться как представители новой школы живописи. Более того, после появления статьи Луи Лероя эта школа получила название. Эдмон Ренуар, младший брат Огюста, составлял каталог выставки, который должен был появиться к её открытию. Названия картин Моне показались ему слишком однообразными, и в последний момент он спросил художника, как назвать пятую представленную им картину. Моне колебался несколько мгновений: «Её, действительно, нельзя назвать видом Гавра, поэтому поставь “Impression” (“Впечатление”)».Статье, опубликованной 25 апреля в «Шаривари», Луи Лерой дал название «Выставка импрессионистов».

Если Филипп Бюрти увидел в художниках, представивших свои работы, «группу молодых, совершивших прорыв», то Кардон в номере «Ла Пресс» от 29 апреля, напротив, задаётся вопросом, «нет ли здесь некой непристойной мистификации публики, результатом которой является умопомешательство, о чём в таком случае можно только сожалеть». Таким образом, Ренуар после закрытия выставки вынужден был признать, что он — один из тех, кого Лерой назвал импрессионистами и кого Кардон хотел бы подвергнуть обследованию психиатра, доктора Бланша…

Для торговца картинами Дюран-Рюэля, выставившего весной две работы Ренуара в Лондоне в Немецкой галерее на Нью Бонд-стрит, слово «импрессионист» некоторое время спустя станет залогом успешной продажи. Но пока следовало набраться терпения…

В данный момент, нужно признать, выставка на бульваре Капуцинок обернулась финансовым провалом. 17 декабря 1874 года в мастерской Ренуара на улице Сен-Жорж, дом 35, состоялось общее собрание членов Анонимного кооперативного общества художников. На приглашение откликнулись всего лишь 14 членов. Ренуар был избран председателем собрания, на котором подводились финансовые итоги. Отчёт казначея общества вызвал глубокое разочарование: каждый член общества должен внести 184,5 франка, чтобы покрыть долги. Ренуар предложил ликвидировать товарищество. Все единогласно проголосовали за это предложение.

Но выставка, приведя её участников к долгам, в то же время вызвала интерес публики, она обеспечила импрессионистам известность. У Ренуара возникла одна идея, но он не стал обсуждать её на этом собрании. Бесполезно было делиться ею со многими из тех, кто голосовал, но не имеет никаких оснований претендовать на название импрессиониста. Кроме того, в тот момент Ренуар был очень озабочен состоянием здоровья отца, о чём знали только самые близкие друзья. Отец умер 22 декабря.

В начале 1875 года Ренуар предлагает своим друзьям-художникам и Дюран-Рюэлю организовать распродажу картин в Отеле Дрюо. 68Как вспоминал Ренуар, «друзья с энтузиазмом поддержали эту идею». Наибольшую активность проявили Моне, Сислей и Берта Моризо. Ренуар восхищался Бертой Моризо, его чувство разделяли Моне и Сислей: «Какая удивительная судьба у мадам Моризо! Художница со столь ярко выраженным темпераментом родилась в исключительно консервативной буржуазной среде, в то время, когда ребенок, пожелавший заняться живописью, считался позором семьи! К тому же насколько поразительно, что в наше время реализма появляется художник, настолько преисполненный изящества и утонченности XVIII века; одним словом, это последняя элегантная художница, появившаяся со времен Фрагонара, не говоря уже о некой “девственной чистоте”, которая ощущается в столь высокой степени в её живописи».