Ренуар

Сколько времени ещё придётся терпеть эту нерешительность? 19 января 1895 года Писсарро написал сыну: «Похоже, что государство определённо отказывается принять дар Кайботта! Что ты скажешь по этому поводу? Какая жалость, что Кайботту не пришла идея предложить своё наследие какому-нибудь иностранному государству, если Франция не захочет его принять. Это было бы увесистой пощёчиной». Слух об отказе, дошедший до Писсарро, был всего лишь сплетней. Дар Кайботта не был отвергнут. Но нельзя сказать, что он был принят… А вот что рассказал Воллар: «Когда Кайботт составлял завещание, по которому оставлял свою коллекцию Люксембургскому музею, он вспомнил те цены, какие Ренуар просил за свои полотна в то время, когда коллекционер их у него покупал. Испытывая угрызения совести из-за того, что приобрёл их так дёшево, и желая каким-то образом вознаградить художника, он завещал Ренуару, на его выбор, одну из картин своей коллекции. В это время Ренуар начал “продаваться”. Узнав, что один из коллекционеров готов заплатить 50 тысяч франков за “Мулен дела Галетт”, Ренуар, естественно, захотел взять это полотно. Брат Кайботта, его душеприказчик, заявил художнику, что коллекция должна быть передана в Люксембургский музей и будет крайне досадно, если её лишат одной из самых впечатляющих картин. Те же доводы он привёл Ренуару и относительно “Качелей”. В конце концов, так как в коллекции было много полотен Дега, брат Кайботта предложил Ренуару, чтобы тот согласился взять пастель Дега “Урок танца”.Но Ренуару быстро наскучило изображение музыканта, склонившегося над скрипкой, и балерины, поднявшей одну ногу в ожидании музыки, чтобы начать пируэт. Однажды Дюран-Рюэль сказал ему: “У меня есть клиент, ярый поклонник Дега”. И Ренуар снял картину со стены и отдал её торговцу. Когда Дега узнал об этом, он, не сдержавшись, отправил Ренуару прекрасную картину, которую тот когда-то позволил Дега унести из своей мастерской: женщина в голубом платье с неприкрытой грудью, изображённая почти в натуральную величину. Эта работа была написана Ренуаром в тот же период, что и его знаменитая картина «Улыбающаяся дама”. Я был у Ренуара в тот момент, когда ему так бесцеремонно была возвращена его картина. В ярости он схватил шпатель и стал резать им полотно. Платье уже превратилось в лохмотья, и он занёс нож над лицом. “Но, месье Ренуар!” — закричал я. Он задержал жест: “Ну, что ещё?” — “Месье Ренуар, Вы же сами говорили здесь когда-то, что картина — это как собственный ребёнок…” — “Вы надоели мне Вашими замечаниями…” Но рука его опустилась, и он вдруг заявил: “Написать эту голову мне стоило большого труда! Право, я её сохраню”. И он вырезал верхнюю часть картины… Ренуар стал яростно бросать в огонь разрезанные куски холста, а затем взял листок бумаги и написал одно-единственное слово: “Наконец”. Он положил листок в конверт, написал адрес Дега и поручил служанке отнести его на почту. Несколько дней спустя я встретил Дега, он рассказал мне эту историю и после минутного молчания спросил: “А всё-таки что он хотел сказать этим словом ‘наконец’?” — “Вероятно, что он, наконец, порвал с Вами отношения!” — “Ну и ну, только этого не хватало!” — воскликнул Дега. Он явно был в замешательстве…»

Ренуар не мог оставаться зимой в Париже. Холод и влажность здесь только усиливали его ревматические боли. Казалось, они притаились и только и ждали любого повода, чтобы стать ещё более жестокими… Поэтому в январе 1895 года он снова уехал на юг. Он присоединился к своей ученице Жанне Бодо и её родителям в Карри-ле-Руе, недалеко от Мартига. А несколько недель спустя, в феврале, он приехал к Сезанну в Экс-ан-Прованс. И снова они писали бок о бок.

Ренуар тогда ещё не знал, что неожиданно в конце февраля заболела Берта Моризо. Грипп осложнился воспалением лёгких. Берта, предчувствуя фатальный исход, написала дочери прощальное письмо и завещание. Письмо начиналось строками: «Моя маленькая Жюли, я тебя люблю, умирая; я буду продолжать любить тебя, умерев; я тебя умоляю, не плачь». А затем мать даёт ей советы и распоряжения: «Скажешь господину Дега, что, если он создаст музей, пусть выберет одну картину Мане. Одну картину — на память Моне, одну — Ренуару и мой рисунок — Бартоломе». 98В субботу 2 марта в 10 часов 30 минут Берта Моризо скончалась. Несколько лет спустя Жюли Мане, основываясь на рассказе Жана Ренуара, записала в дневнике: «Его отец начал писать пейзаж рядом с Сезанном, когда пришло известие о смерти мамы. Он тут же закрыл коробку с красками и помчался на поезд. Я никогда не забуду, как он появился в моей комнате на улице Вебер и крепко прижал меня к себе; я до сих пор вижу его белый галстук-лавальер 99с маленькими красными точками». Ренуар поделился с сыном: когда он, даже не заскочив в Жа де Буффан, оказался на вокзале, у него создалось «впечатление, что он совершенно один в пустыне».