Читаем Ренуар полностью

Или вот еще. Когда однажды в Лувре я восторгался «Пастушкой» Фрагонара в очаровательной юбке, которая сама по себе – уже целая картина, разве не пришлось мне услышать чье-то замечание, что пастушки того времени должны были бы быть так же грязны, как и теперь? Прежде всего мне наплевать на это, а потом, если это и правда, то мы тем более должны восхищаться живописцем, который, пользуясь грязными моделями, преподносит нам такую драгоценность!

Я. – А Шарден?

Ренуар. – Шарден… этот пачкун… он делал красивые натюрморты…

Я говорил вам о моих веерах. Это не был, к счастью, мой единственный источник дохода. Мой старший брат, медальер, добывал мне иногда заказы на копировку гербов. Я помню, что мне пришлось однажды делать св. Георгия со щитом, на котором я должен был изобразить другого св. Георгия в том же виде, и так далее до тех пор, пока последний щит с Георгием можно было различить только в увеличительное стекло.

Но и то и другое – и веера и св. Георгии – давали мало и я уже не знал, что дальше делать, как вдруг однажды, проходя по улице Дофина, я заметил в глубине одного двора через стекла большого кафе живописцев, расписывавших стены. Пройдя туда, я попал в разгар спора: хозяин ругал и проклинал своих «бездельников»: его кафе ни за что не будет расписано к сроку! Я сейчас же предложил ему сделать всю роспись.

«Но для этой работы мне нужно по крайней мере троих мастеров… и притом настоящих», – подчеркнул хозяин, так как я был мал и хил.

Не желая слушать дальше, я хватаю кисть и показываю упрямцу, что могу состязаться с кем угодно в быстроте работы. Судите сами, как он был рад, а, с другой стороны, и я был совершенно счастлив!

Окончив фрески в кафе, я без особенного энтузиазма вернулся к своим веерам, обещая себе бросить их при первой возможности. Случай вскоре представился. Проходя мимо какой-то мастерской, я увидел маленькое объявление на двери: «Требуется мастер для росписи штор». На всякий случай я вхожу. «Где вы работали?» – осведомляется хозяин. Захваченный врасплох, я отвечаю: «В Бордо». Я нарочно выбрал город подальше, воображая, что захотят на месте справиться о моих талантах. Но у хозяина было другое на уме. Он сказал «где вы работали?» потому, что это был обычный вопрос, с которым обращаются к рабочему, когда он просит работы. Он сейчас же прибавил: «Вы принесете мне образчик вашего уменья. До свиданья, молодой человек!»

Прежде чем уйти, я успел завязать разговор с одним из рабочих, который мне показался добрым малым и у которого я попросил несколько разъяснений относительно того, как расписывают шторы. «Приходите ко мне в следующее воскресенье, – ответил он мне, – я покажу вам, как работать; там поговорим».

Я не преминул отправиться к нему и прежде всего осведомился, очень ли строг хозяин. «О, он славный парень, – это мой дядя».

После некоторых колебаний я рискнул признаться, что никогда не расписывал штор.

«Э, не велика беда, – сказал он. – Приходилось ли вам уже писать фигуры?»

Я начал приходить в себя. Окончательно успокоился я, когда увидел, что живопись на шторах очень похожа на всякую другую живопись, – надо лишь разбавлять краску определенным количеством скипидара.

Прибавлю, что этот фабрикант штор работал на миссионеров, которые забирали с собой в рулонах свертки коленкора с написанными на них в подражание витражам религиозными сценами. Прибыв по назначению, миссионеры растягивали на подрамках эти холсты и негры получали иллюзию настоящей церкви.

Довольно быстро справился я с великолепной мадонной с волхвами и херувимами. Мой профессор не скрывал своего восхищения.

«Не рискнете ли вы одолеть св. Винцента?» – спросил он меня наконец.

Надо сказать, что в мадоннах фон картины делался из облаков, которые легко получались протиркой холста тряпкой, с одним только неудобством, что при недостатке сноровки краска затекала вам в рукава; тогда как св. Винцент требовал большего уменья. Этот персонаж обыкновенно изображался раздающим милостыню у церковных дверей, и следовательно в картине приходилось на фоне вводить архитектурный мотив. Выйдя не менее победоносно из этого второго испытания, я был немедленно нанят. Я занял место одного старого рабочего, гордости мастерской, который в то время заболел и по-видимому был безнадежен.

«Вы идете по его стопам, – говорил мне хозяин, – и решительно достигнете со временем его уменья».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии