Читаем Ренуар полностью

Ренуар ценил то, что окружающие старались не подчёркивать его беспомощность и всячески проявляли дружеское участие. В мае он получил книгу, опубликованную редакцией «Кайе д’ожурдюи», посвящённую его творчеству. Ренуар написал Альберу Андре, автору вступительной статьи: «Читая Ваше предисловие, я вижу только одно: оно написано с любовью ко мне. Не каждый мог бы сказать так же. Вы видите меня сквозь розовую и позолоченную дымку, но видите именно так. Я не из тех, кто стал бы жаловаться, что невеста слишком хороша собой». Возможно, фраза «не каждый мог бы сказать так же» намекала на то, что книга, которую готовил Воллар, не будет того же уровня. Ренуар не запретил Воллару писать о нём, но выдвинул, по крайней мере, одно требование: «Пишите всё что хотите, Воллар, но, прошу Вас, ни одного слова о моей живописи. Я даже сам затрудняюсь её объяснить». По словам Жана Ренуара, отец прочитал книги, написанные Волларом, и заявил: «В этих книгах превосходно описана незаурядная личность, некий Воллар». По словам самого Воллара, когда Ренуар прочёл рукопись книги, посвящённой ему, он заявил: «Ну, что же! Вы можете похвастаться, что Вы меня “поимели”. Я видел, как Вы старательно записывали на клочках бумаги то, что я говорил. Вы считаете, что это может кого-то заинтересовать? К счастью, Вы не заставили меня говорить слишком много глупостей».

В мае в Эссуа Ренуар, казалось, чувствовал себя настолько хорошо, насколько позволяло его состояние. Его сыновья смогли, наконец, приехать к нему, и дом снова оживился. На несколько дней заглянул также Жорж Ривьер. Он обратил внимание на то, что хотя Ренуар и писал каждый день, но сеансы регулярно прерывались для отдыха. Художник прекрасно осознавал, насколько он ослаб. В августе Ренуар приехал примерно на десять дней в Париж. Там его снова навестил Жорж Ривьер. Ренуар сообщил ему, что в сентябре будет в Эссуа, куда отправится вместе с директором Департамента изящных искусств Полем Леоном. Леон предложил Ренуару организовать выставку, где будут представлены его основные, принципиальные работы по его собственному выбору. Этот проект понравился Ренуару. Но несколько дней спустя он написал Ривьеру, что решил отказаться от этой выставки. Подобная манифестация «могла бы рассматриваться как желание стать звездой, что всегда вызывало у Ренуара отвращение». И напротив, он принял приглашение посетить Лувр, который будет «открыт только для него одного».

На следующий день после окончания войны в пустой Лувр были возвращены коллекции, которые в период боевых действий были убраны в безопасные места. Ренуара переносили из одного зала в другой в кресле-носилках. Порой некоторые картины малого формата снимали, чтобы Ренуар мог лучше их рассмотреть, как, например, «Интерьер собора в Шартре» Коро или «Комната господина де Морнэ» Делакруа. Он шептал: «Какое чудо! Ни одно большое полотно не сравнится с этими двумя маленькими картинами». Тем не менее большой холст Веронезе «Брак в Кане» привёл его в восторг. Он вспоминал об этом несколько недель спустя, восклицая в присутствии Альбера Андре: «Я видел “Брак в Кане” во всю стену!» А Ривьеру он заявил: «Эх! Если бы я явился в Лувр в инвалидном кресле лет тридцать назад, меня бы живо выставили за дверь! Видишь ли, нужно жить долго, чтобы дождаться такой перемены. Мне повезло». Ему также повезло увидеть на стене в зале ла Казе130 «Портрет мадам Шарпантье», написанный им в 1876-1877 годах. Эта картина была подарена Обществом друзей Люксембургского музея. Сам Ренуар позже признался искусствоведу Эли Фору, что этот портрет «неплохой, но немного пустоват». Несмотря на это, он был в Лувре… Возможно, Ренуар подумал тогда, что когда-нибудь к этому портрету присоединятся его «Купальщицы», над которыми он работал в это время…

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное