Рэп для мента

— Ну, если вы такие умные, тогда предложите что-нибудь сами, — обиженно сказал Роман и полез в холодильник за пивом, — не хочу я больше вашей водки.

Глава 6 АВТОРИТЕТ ПОД ДОМАШНИМ АРЕСТОМ

Яков Борисович Тягайло, он же Тягач, оторвал от уха телефонную трубку, с укоризной посмотрел на нее и покачал головой, сдвинув мохнатые седые брови.

Вслед за ним точно так же покачал головой и сидящий напротив него за столом маленький старичок в пейсах, удивительно похожий на суетливую мартышку. Только в отличие от Тягайло он не нахмурился, а сложил брови домиком, отчего сразу же приобрел печальный и тревожный вид.

— Я же говорил, что добром это дело не кончится! — доносился между тем из трубки нервный голос. — Ну и что, что Арбуз крутой как вареное яйцо? Все равно волна пошла, вологодские за Корявого вписались, Федя Темный аж с барнаульской кичи звонил! Базар идет, что теперь уже и в Волгограде у Арбуза какие-то заморочки…

Старичок-еврей еще раз покачал головой и молитвенно сложил перед грудью морщинистые ладошки. Погрозив ему пальцем, Тягач снова прижал трубку к уху.

— Стой, Кабан, не тарахти! — остановил он собеседника. — Ну что у вас, у молодых, за привычка? Так и норовите застращать пожилого человека до полусмерти!

— Тебя, Борисыч, застращаешь! — буркнул Кабан на другом конце провода, сбавив тон. — Да вот только по всему выходит, что и тебе побеспокоиться не мешало бы. Разве не я говорил перед тобой, Мишейшестипалым и Арбузом, что подведет нас Арбуз под всероссийскую сходку? Ну вот и вышел каменный цветок у Данилы-мастера. Мне из-за Арбуза подставляться — не климат! А ты что скажешь?

Тягач пожевал губами и поднял глаза к потолку.

— Что же тебе сказать-то, милок? Анекдот про прапорщика и пальму с кокосами на необитаемом острове слышал? То-то. Жизнь — не необитаемый остров, тут не трясти, тут думать надо, тем более в таком деле, как наше. А ты заладил — климат, не климат…

— Так что делать-то будем, Борисыч? При таких раскладах нам надо вместе держаться.

— А ты заезжай ко мне на огонек, Мишу прихвати, вот все и покалякаем. Прямо сегодня вечерком и заезжайте, часиков в восемь-девять. Уважьте старика, лады?

На другом конце провода замолчали.

— Лады, — ответил наконец Кабан, — благодарствую за приглашение, Борисыч.

— Ну, тогда до встречи, — удовлетворенно сказал Тягач и дал отбой.

Повесив трубку, Тягач пристально посмотрел на пейсатого старичка.

— Ну, что скажешь, Зяма?

Старичок воздел к небу морщинистые лапки:

— Таки что тут скажешь, Яков Борисович? Это как тогда, когда я имел такую глупость проиграться этим кишиневским марамоям и еще не знал, что вы, Яков Борисович, дай бог вам здоровья, меня выкупите, я тогда сказал себе: Зяма, у тебя есть одна большая неприятность!

— Одна большая неприятность, говоришь? — задумчиво спросил Тягач и опять пожевал губами. — Ну, одна не одна, а вот то, что большая, это ты в точку попал, Зиновий свет мой Исаакович. И похоже, что ее зовут Арбузом…

Тягач любил подчеркивать свою старорежимность, которую считал признаком солидности и основательности. Поэтому он не признавал всяких там новомодных офисов и практически безвылазно сидел в своей, как он выражался, берлоге, выбираясь из нее только в случае крайней необходимости. Оттуда и делами руководил.

Берлога была под стать хозяину.

Еще в конце восьмидесятых, как только представилась легальная возможность, Тягач отхватил себе участок соток в восемьдесят в Парголово, прямо у Шуваловского парка. До Тягача там тихо бедствовал какой-то полуразвалившийся дом культуры, который Тягач приватизировал и тут же снес под корень. Потом к участку были приплюсованы еще соток пятьдесят за счет соседей из числа местных аборигенов, страшно обрадовавшихся тому, что их переселили из старых бревенчатых домов без водопровода и канализации в отдельные двухкомнатные хрущовки где-то под Гореловом. О реальной цене своих участков аборигены, понятное дело, и не задумывались.

Вот там-то и обосновался Тягач в трехэтажной домине-крепости с узкими, как бойницы, окнами. Меблировка соответствовала — всюду ковры, хрустальные люстры, резные буфеты и горки из красного дерева, глубокие удобные кресла, диваны с валиками, торшеры. По стенам развешаны сверкающие начищенной медью барометры, лосиные рога, жанровые картины художников-передвижников. Переднюю украшало чучело медведя, заваленного как-то лично Тягачом на охоте.

Кроме домины-крепости, на участке имелись также баня, пруд с карасями и разнообразные хозяйственные постройки, крепкие и приземистые. Излишеств не наблюдалось, разве что пара застекленных теплиц с подогревом, предназначенных для бесперебойной поставки на стол свежих и экологически чистых овощей, да тир в подвале, который правильнее было бы назвать бункером, где Тягач любил побаловаться на досуге стрельбой из охотничьей двухстволки-вертикалки «Зауэр» образца 1956 года и двадцатизарядного пистолета «Маузер К-96». Никаких других видов стрелкового оружия он не признавал и относился к ним с презрением.