Стас, отряхивавшийся от перьев, вскинул кудлатую голову и немедленно показал недавнему противнику язык.
— А ты, септический друг мой, будешь предпоследним!
— Где справедливость? — возмущенно заголосил строптивец, но его уже оттеснили.
Целование пупка, ради хохмы и, надо признать, в изрядном подпитии устроенное несколько лет назад и в шутку же повторенное на следующий год, неожиданно стало одной из традиций, с различными вариациями неукоснительно соблюдавшейся каждый раз. Здесь, конечно, попахивало плагиатом, но целовали мне не колено… К тому же у Маргариты пупок проколот не был…
Маленькое серебряное колечко было памятью о прошлом, и мне не хотелось с ним расставаться, хотя иногда, когда я представляла себя лет эдак в восемьдесят, украшенную все той же милой сердцу «фенечкой», меня бросало в дрожь. А теперь я покорно задрала рубашку, открывая доступ к сей священной реликвии. К тому моменту, когда колено передо мной преклонил Иван, мой живот уже почти потерял чувствительность от звонких «чмоков», которыми энергично награждали его последние полчаса. Но я все же почувствовала не только теплоту и мягкость его губ, но даже едва ощутимую ласку дыхания…
А потом он встал и отошел от меня в гущу гостей, где его тут же окружили какие-то молоденькие девицы. Я отвернулась.
— Тебе придется повесить на него табличку «Занято».
Стас, как оказалось, следивший за выражением моего лица, на котором внезапно проснувшаяся ревность, скорее всего, читалась как в открытой книге, подмигнул шутливо, не заметив, что слова его задели меня. Настолько сильно, что, вытерпев в шумном обществе моих многочисленных друзей-приятелей, которые все прибывали и прибывали, еще пару часов, я незаметно даже для самой себя оказалась одна на тропинке, что вела от задней калитки дачи в сторону леса.
Вечерело. Пока я шла через луг, касаясь рукой высоких трав, было еще довольно светло, но под сводами леса уже совсем стемнело. У меня есть здесь одно любимое место, которое я неизменно навещаю в каждый свой приезд. В пяти минутах от опушки, если не идти тропкой, которая убегала правее, а через лес, прямо, сосны вдруг шарахались беспомощно шаря оголенными корнями над крутым песчаным обрывом. Словно кто-то огромный топнул здесь ногой, и часть леса провалилась ниже этажом…
Я остановилась, глядя на темнеющее небо, на еще подсвеченные уходящим солнцем облака, потом села между корнями исполина, укутанного в янтарную чешуйчатую кору-кожу, и обхватила колени руками. Очнулась, когда последний луч солнца, погаснув, окунул землю в ночь. Сразу стало много холоднее, откуда-то из глубин тревожно шепчущего леса потянуло промозглым сквозняком, и я поднялась, недоумевая, как это черт занес меня сюда так поздно… И в то же мгновение чья-то неслышная тень надвинулась на меня. Потеряв равновесие, я оступилась и заскользила вниз, в черный провал, что огромным дремлющим зверем дышал подо мной.
Это соскальзывание показалось мне медленным, как в кошмаре, когда снится, что бежишь, спасаешься от чего-то ужасного, но как ни рвешь жилы, двигаешься, словно в густом желе… Правда, мгновение спустя все вокруг снова стало реальным, и я, вскрикнув, полетела вниз.
Но видимо миг, когда время вокруг, казалось, замедлило свой бег, что-то изменил в небесных раскладах. То ли завязался узелок на ниточке моей жизни, запутав ее в руках древних богинь — вершительниц судеб, то ли куда-то завалились ножницы, которые должны были отрезать отпущенный мне срок… Как бы то ни было, я не рухнула прямо в черный провал подо мной, а, пролетев совсем немного, задела сплетение корней сосен-гигантов, что росли наверху, и мертвой хваткой отчаяния вцепилась в них.
Я висела, боясь не только крикнуть, чтобы позвать на помощь, но и просто дышать, с ужасом ожидая момента, когда пальцы мои начнут неметь и медленно разжиматься, пропуская сквозь себя шершавое корневище… Как вдруг сверху посыпался песок, я услышала едва уловимый вздох облегчения, живые веревки, на которых я висела, дрогнули, и чьи-то руки потянули меня наверх. Через мгновение я уже вновь была на траве среди сосен, в объятиях своего спасителя, в котором с безошибочностью влюбленной женщины узнала Ивана…
— Дурочка, ты же едва не погибла! Что ты здесь делаешь впотьмах?!
— Сама не знаю…
— Ты споткнулась?
— Н-не знаю. Наверно меня что-то испугало… Ты никого не видел?
— Нет. А что, кто-то был здесь?
— Нет. Неважно. Как ты-то здесь очутился?
— Ты весь вечер была какая-то потерянная, а я еще не подарил тебе свой подарок… В общем я пошел за тобой, правда не сразу — никак не мог вырваться…
— Ты имеешь бешеный успех у дам, — ядовито заметила я, поражаясь своей способности думать о подобной ерунде, когда сама я только что чуть богу душу не отдала. Наверно разговоры об особенностях женской логики не совсем уж беспочвенны.
— В тот момент моей парой был муж твоей племянницы, — в темноте я почти не видела его лица, но по голосу поняла, что он улыбается. — Этот милейший молодой человек пытался выяснить у меня, хороша ли ты в постели, и не буду ли я в обиде, если он приударит за тобой.