Репетитор

К а т я (выслушав нечто такое, что привело ее в замешательство). Вот еще, здрасте… Конечно, манера… вообще характер у меня такой… И не думала дразнить… Ну на что, на что я тебя вызываю, конкретно?.. То-то и оно… это твое чересчур богатое воображение… А какая цель — ты знаешь, я сказала уже… Вот именно — «учение с увлечением»!.. Да в том самом смысле, а в каком еще?.. Задний ход, значит? Ну, как знаешь… Не будем так не будем. Я поняла, Жень, я не напрашиваюсь… Зачем так долго доказывать и так нервничать? Ничего не надо, отдыхай. Действительно, с какой стати? Ладно, гуд бай. Увидимся как-нибудь… Да. И тебе спокойной ночи… Алло! Чего трубку-то не кладешь? Хочешь, чтобы я положила? Я могу… Что-что? Совсем придушенный голос… Ты в трубку говори, а не мимо!.. Попробовать? Считаешь, стоит? Вообще-то от одного раза не убудет ни от тебя, ни от меня… Завтра в пять?.. В самый раз, Жень! (Она торжествует. Усилила в транзисторе какую-то узбекскую музыку и танцует под нее с трубкой, прижатой к уху плечом.) Говори-говори, я слушаю… Ни капельки! Мы же кофе с тобой пили… Нет, ни в одном глазу нету сна… Я сейчас еще купаться пойду!.. Серьезно… Всегда… А в шторм еще лучше… Ты меня еще в купальничке не видел! Знаешь, какой купальничек? «Мэйд ин Канада»… Закачаешься!..

Музыка заглушила для нас сказанные после этого последние фразы. Катя положила трубку и, слегка пританцовывая, сразу направилась к морю. По пути она небрежно сбрасывает платьице и остается в том купальнике, который рекламировала. Пока она удаляется в луче своего прожектора, нарастает треск приближающегося мотоцикла, затем — звук торможения. Катя тоже слышит это, но не отменяет своего намерения искупаться.

Появился  Б о р и с. Впрочем, он не представился нам, мы не знаем, кто это, — может быть, Костик, но не исключено, что Леха или Толик… Он в кожанке, со шлемом мотоциклиста и с авоськой, в которой какая-то провизия и бутылки с пивом. Незнакомец этот чувствует себя как свой в Катиных владениях. Огляделся. Заметил нераспечатанное письмо, взял его… Закурил. Долгим взглядом провожает Катю, уходящую в узком световом луче.

Часть вторая

Картина четвертая

Вторая половина дня.

По склону дюны поднимаются  К с е н и я  Л ь в о в н а  З а м я т и н а  и  Ж е н я. Он тащит красный надувной матрац.

Бабушка Жени, оказывается, далека от той дряхлости, какую воображала Катя. Эта пожилая дама, привыкшая держать себя в форме, оптимистка и юмористка. У нее опрятная, коротко стриженная седая голова, причем седина — с голубоватым отливом; одета она в клетчатые брюки и мужского фасона рубашку, на плечи наброшен темно-лиловый жакет.

З а м я т и н а. Да, тут лучше гораздо. Не слыхать, по крайней мере, искусственного смеха Ляли Юнаковской… Нет, я расположусь сидя, ты спинку сделай… Вот! (Села.) Боже, как хорошо… Сними пиджак, сядь… Жилетка, галстук, пиджак… Что ты за тип? Где это видано, чтобы вот так наряжаться на пляже?

Ж е н я. Ксеня, но, во-первых, не жарко… А во-вторых, у меня сегодня дело, я отлучусь скоро.

З а м я т и н а. Да? Ну ради бога. Я только боюсь, что ты смешон, дружочек…

Ж е н я. Снять жилетку?

З а м я т и н а. И галстук.

Ж е н я (повинуется). Хорошо… А ты не считаешь, что каждый имеет право на свой стиль?