Репетитор для Ники

— Я подстилка? Я подстилка, мать твою, мама?? — Взвизгнула она. — Да я до восемнадцати лет не знала, что значит с мальчиками спать! Меня до сих пор считают тихоней и скромницей в институте. Поверь мне на слово, подстилки так себя не ведут! И вообще, если тебе интересно, то меня против тебя настроила ты сама. А ни какой-нибудь там Виктор Борисович. Виктор Борисович лишь раздвинул рамки моего сознания, мама. И не более того!

— А перед этим он раздвинул твои ноги, прямо посреди моего дома! Так, милая доченька?

— Какая же ты извращенная стерва! Я тебя ненавижу! — Ника с удовольствием запустила бы в мать тяжелым предметом, но под рукой такого не оказалось. — Тебе же хочется это услышать? Как же без этого! Ну, хорошо. Тогда, да! Я спала с ним. Спала на кровати, которую вы с отцом мне купили пять лет назад. Я отдавалась ему посреди бела дня, как чертова проститутка. И мне абсолютно не стыдно. Потому что так делают все. Все до одной — шалавы в этом гребанном мире. И раз уж наша доля такая блядская, то нет смысла сопротивляться!

— Материться научилась. Смотри не лопни от своей важности. Корчишь из себя дуру и думаешь, что это красиво?

Вероника проигнорировала такое замечание, глядя на мать хищно-пылающими глазами.

— У нас было все. И спереди, и сзади, и сверху, если тебя это так (!) беспокоит, мамочка. Но теперь все кончено. Теперь мы не будем вместе. Ни разу. Нигде. Никогда! Вот так. Можешь радоваться и закатывать карнавал. Тебе же нравится, когда я страдаю, не так ли?

Виктория Павловна все это время судорожно кивала головой, как бы принимая информацию к сведению. Ее лицо стало мрачным. И на нем изредка проскакивала, словно молния, улыбка.

— Радоваться… Я должна радоваться, что мою дочь пока что не будут трахать престарелые придурки. А почему бы и нет? Неплохой повод для праздника.

Вероника кивнула головой, участвуя в импровизированном спектакле двух разгоряченных актрис.

— Только вот этот урод совратил мою дочь. И это уже ни черта не радостно. Поэтому я не собираюсь так оставлять того, что здесь произошло!

— А что он тебе сделал? — Вдруг воскликнула Ника.

Скрытое чувство, которое называется в псевдо научных кругах третьим глазом, вдруг активировалось само собой. И Вероника в одну секунду поняла причину такого яростного гнева своей мамы.

— А что, разве мало того, что он извратил к чертовой матери мою родную дочку? — Виктория явно отвела глаза в сторону, выкрикивая эту фразу.

— Не хочешь говорить, мамочка…. Тогда не надо. Просто не нужно срывать свое зло на мне, если у тебя не получилось захомутать мужика, — сквозь злобу рассмеялась Вероника. — Думала я не замечу всего этого… Я не такая дурында, как ты думаешь! Захотела заполучить моего чертова репетитора. У тебя это не хрена не вышло. И началось! Господи, нашла с кем соревноваться!! С родной дочерью. И так всю жизнь. Только вот сейчас, дорогая, я не собираюсь тебе проигрывать. Ни в споре, ни в постели, нигде!

Ника все это время медленно наступал на мать. Та, стараясь держаться невозмутимо, отошла к окну, залитому природным пожаром вечера.

— Он оскорбил!

— Что?

— Он оскорбил меня, Ника. Вот что он сделал. Я не такая, как ты. Меня не интересуют члены умственно отсталых кобелей. Я просто хотела с ним поговорить… А он послал меня матом! Вот. Теперь ты понимаешь, почему я себя так веду. Я не монстр! Мне просто не хочется, чтобы матершинник, который извратил тебя, остался безнаказанным.

— Можешь причитать сколько угодно! Я тебе все равно не поверю. Может быть он и кобель, но он честный. По крайне мере, почестнее некоторых!

Вероника практически прижала мать к жалюзи. После чего, наступила напряжённая пауза.

Девушка осознала, что продолжать «вечернюю войну» не имеет смысла. И, тем более что сейчас, Ника не нуждалась в победе. Ей хотелось простор уйти на проклятый верх, чтобы забыться там сном, а лучше комой.

Думая в таком духе, студентка медленно развернулась, направляясь к лестнице. Неужели наконец-то этот день кончится? И она его переживёт…

— Я его посажу! — Раздался выкрик за спиной Вероники.

Похоже, что Виктория Павловна посчитала себя проигравшей. Теперь она была готова пойти на любые меры, лишь бы одержать реванш.

— Я посажу этого ублюдка в тюрьму. Сдам ментам, как последнюю сволочь. Вот тогда все точно станет на свои места.

— Боже, да когда же это закончится уже, блин!? Сколько можно меня терроризировать, — Вероника взвыла, будто наступив на острый гвоздь. — Мне, конечно, плевать, мам. Но даже если ты захочешь, у тебя ничего не выйдет. Я не собираюсь писать на него никаких заявлений. А кроме секса со мной (Вероника сказала это со странной твердостью) он не совершил других преступлений. Так что, не надо раскидываться бессмысленными угрозами, ладно?

Виктория Павловна закатила глаза. Она будто готовилась осуществить самый мощный удар, чтобы поставить точку в этом ужасном споре.