Репетитор

Сердце у нее сильно забилось, и она побежала. На двери не было замка. Дверь закрывалась на щеколду (кажется, так она называется). Она четко представила себе, как все произошло. Точно так же, как ей рассказывал человек из приюта. Руби повернула ручку и открыла дверь.

— Зиппи?

Но его там не было. Там вообще никого не было. В сарае пахло, как в библиотеке. Картонные коробки были составлены рядами в задней части сарайчика с пола до потолка. На них было написано одно и то же: «Подоходный налог» и год. Самым последним был 1949-й. Руби охватило неприятное чувство. Она вышла и закрыла за собой дверь.

Зиппи тут нет. Но это вовсе не означало, что идея с сараем оказалась неправильной. То же самое касалось и пиццы. Мысль про пиццу уж точно верная. Она знает Зиппи. Пицца была связующим звеном. Что-то больно много звеньев и цепей. Она чувствовала себя как Джакоб Марли.[29] Но если разобраться с этим звеном, то станут понятны и все предыдущие и последующие. Пицца поманила Зиппи в лес.

Руби пошла за ним. Не было никаких следов, ведущих в лес, что, в общем-то, неудивительно. Если люди платили подоходный налог в 1949 году, то теперь они, должно быть, прикованы к инвалидному креслу. Руби пошла по лесу, немного забирая вправо, потому что пруд, по ее расчетам, должен был быть именно там. На снегу она видела множество следов. Маленькие, похожие на след, который оставляет щетка, наверное, беличьи, а побольше — собачьи. Она точно не знала, как выглядят следы Зиппи. А вот еще симпатичный треугольный след оленя. Она несколько раз видела оленей в лесу. Было приятно знать, что в лесу водятся олени. Значит, он еще не превратился в притон наркоманов.

Руби вышла на тропинку и пошла по ней, а потом свернула на другую, которая показалась ей знакомой. Что это там за поворотом? Пруд. Она прирожденный следопыт. У Кортеса и Писарро тоже, должно быть, были следопыты, но миссис Фреленг решила, что они недостойны нашего внимания. Они либо были из местных, что означало, что местное население помогало конквистадорам, либо они тоже были испанцами, а значит, и они были все-таки на что-то способны. Руби обошла вокруг пруда. Лед совсем растаял, и вода была бледной из-за облачного неба. Руби подошла к большому камню, у которого Зиппи и нашел свой первый кусочек пиццы.

Пиццы уже не было — все убрали. Но Зиппи не смог бы смириться с этой мыслью. Он бы был очень удивлен и начал бы копать снег. Руби огляделась, но не увидела никаких следов. Но ведь снег то выпадал, то таял, меняя все вокруг. Он бы начал поскуливать и вскоре, совсем потеряв контроль над собой…

Руби увидела что-то голубое и блестящее в нескольких метрах от себя. Оно торчало из-под корня дерева, стоявшего у тропинки. Она села на корточки, сняла варежку и взяла эту штуковину в руки. Это была бирка в форме сердечка. На одной стороне значился год и информация о прививках. На другой стороне было написано имя: «Зиппи».

Руби оглянулась, сжимая в ладонях холодную бирку. Зиппи был здесь, в эпицентре событий. А что потом? Она посмотрела на пруд. Зиппи никогда его не любил. Он отказывался приносить палку, брошенную в пруд. Ну разве что в очень жаркий летний день. Однажды она попробовала кинуть туда «Чиз-ит».[30] Тогда Зиппи нырял в пруд множество раз, пока коробка не опустела. Незначительное воспоминание, какой-то пустяк, но таким был ее метод: обращать внимания на малейшие детали, которые и помогут сделать вывод. Так вот, вывод таков: Зиппи мог бы залезть в пруд за едой в любое время года.

Предположим, что пруд был покрыт льдом. Скорее всего, это было именно так, потому что он еще вчера был замерзшим, а сегодня растаял. Люди из департамента социального обеспечения потеряли кусочек пиццы, а может даже и целую пиццу, и ее унесло ветром на лед. Ветер. Именно о нем и говорил человек из приюта. Как бы поступил Зиппи? Очень просто. Эта сцена сразу же возникла у нее перед глазами: Зиппи полез на лед и провалился где-нибудь посередине, потому что лед там тоньше, начал беспомощно барахтаться, его охватила паника. Руби не хотела представлять развязку. Но она должна была это проверить. Она пошла домой, зажав в ладони теперь уже теплую бирку.

Руби вернулась на пруд, прихватив с собой круг для катания с горки, круглый, толстый, рассчитанный на двоих и туго накачанный. Она старалась изо всех сил, накачивая его велосипедным насосом. В нем лежали маска и трубка для подводного плавания, немного выгоревшие под лучами багамского солнца. Она вовсе не собиралась лезть в пруд. Никаких безрассудных поступков — вода слишком холодная. Но плыть на круге — это вполне нормально. Она знала меру во всем.