Репетиции

Конечно, получилось не по-людски, но поздней ночью, когда последние трупы убитых были наконец принесены на кладбище, Матфей понял, что тянуть с захоронением до утра, как распорядился Петр, невозможно. Тела разлагались так быстро, что охранники уже не рисковали к ним подходить, да и зэков принудить таскать мертвых становилось все труднее. Наверное, Матфею надо было просто присыпать трупы землей, но ему это не пришло в голову. Около часу ночи он, в полной темноте оставив охранников и зэков рыть могилы, пошел в лагерь спросить Петра, что делать дальше, и сказать ему, что ждать до завтра нельзя, но тот спал прямо у себя за столом, в кабинете, где целый день вел допросы, Матфей пожалел его и не растолкал. Он, как они и договаривались, положил на стол лист бумаги с точным числом убитых — отдельно охранников, римлян и заключенных — благодаря разной одежде их, слава богу, хоть отделить друг от друга было легко, потом поднял в ближайшем бараке тридцать человек и с ними, забрав попутно из мастерской переносной движок и два прожектора, вернулся обратно на кладбище.

Со свежими людьми и светом дело пошло живее, но едва они успели по-настоящему втянуться, начался сильнейший ливень. И охранники, и зэки думали, что Матфей теперь прервет работы и отпустит их в лагерь, но он велел продолжать.

Кладбище находилось в низине, почва здесь была глинистой, и воде даже после месячной засухи деться было некуда. Вырытые могилы буквально за несколько минут, как бассейны, наполнились до краев, и тела, которые были положены в них, но еще не засыпаны, всплыли. Попытки их закопать никак не удавались, земля уходила вниз и тонула, а трупы, раздутые газами, продолжали лежать на поверхности. Кто-то из зэков сказал, что тела надо прижать ко дну лопатами, а другие пускай пока придавят их сперва камнями, потом землей. Способ этот, наверное, был неплох, ночью, во всяком случае, казалось, что он помог, но так как рыли мелко, к утру немало трупов все равно всплыло и почти в каждой третьей могиле, а особенно много во рву, где были засыпаны зэки, из-под земли, как из-под одеяла, торчали руки и ноги покойных.

Когда Петр проснулся, Матфей и работавшие вместе с ним охранники еще спали; он взял листок со сделанными Матфеем подсчетами убитых, и с первого раза не разобрав, что итоговая цифра — сто восемь человек — это все убитые вчера, а не одни зэки, сложил ее с убылью людей, которая была в лагере, и у него сошлось. Он знал, что на несколько человек цифры наверняка будут разниться, сойтись они могли лишь чудом; кому-то удалось уйти, кто-то утонул в болоте, кого-то не нашли собаки и труп его по-прежнему лежал или за гатью, или на острове — теперь он увидел, что это не так, и снова подумал, что все, евреев на свете больше нет, нет ни одного, с ними покончено.

Он опять взял листок со списком убитых, чтобы на нем для апостолов отделить мшанниковских евреев и обвести эту цифру кружком, и тут вдруг увидел, что то, что дал ему Матфей, — общее число погибших, не одних зэков, а и римлян, и охранников тоже, убитых же зэков не сто восемь человек, а ровно вдвое меньше; не хватало, следовательно, не две, не три, а целых пятьдесят душ. Число это странным образом точно совпало с числом мшанниковских евреев, которые были в лагере. Не веря себе, он больше часа снова и снова складывал и вычитал друг из друга эти цифры, путался, иногда почему-то опять получал нужный результат, потом видел, что ошибся, считал заново и все никак не мог смириться, что евреи снова спаслись, ушли. Наконец он понял, что хватит, что он просто сходит с ума, и тут же ему стало казаться, что евреи никуда не делись, — да и куда они могли деться — Матфей наверняка ошибся в подсчетах, а кроме того, многие трупы вчера в темноте они, конечно же, пропустили.