Репетиция Апокалипсиса

— И начал тонуть… — продолжил как во сне Пантелей, и дальше он уже говорил словами Спасителя, словно успокаивая себя: — Имейте веру Божию, ибо истинно говорю вам, если кто скажет горе сей: поднимись и ввергнись в море, и не усомнится в сердце своём, но поверит, что сбудется по словам его, — будет ему, что ни скажет. Потому говорю вам: всё, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, — и будет вам. И когда стоите на молитве, прощайте, если что имеете на кого, дабы и Отец ваш Небесный простил вам согрешения ваши. Если же не прощаете, то и Отец ваш Небесный не простит вам согрешений ваших…

— Ну вот, — облегчённо вздохнула Галина Петровна, — я боялась, что ты сейчас повернёшь обратно и скажешь им, что ты не знаешь, куда идёшь.

— Я действительно не знаю, — признался Пантелей, — я просто верю. В какой-то момент мне показалось, что я узнаю эти места. Но это просто невозможно. Это откуда-то из далёкого детства, которое я помню как размытые картинки. Будто из другой жизни…

— Ничего, иди, Пантелеимон, — чуть подтолкнула его Галина Петровна и тихо зашептала: — Царю Небесный, Утешителю, Душе истины…

Пока они мешкали, Серёжа умчался куда-то вперёд по тропе, то ли за птицей, то ли по собственному наитию. Во всяком случае, Галина Петровна, обнаружив его исчезновение, даже сбилась с молитвы.

— Ой, Господи! Серёжа, ты где?!

— Я здесь, идите сюда! — послышалось где-то уже далеко впереди. — Сюда!

Пантелей, Даша, Галина Петровна устремились на его голос. Пришлось свернуть с тропы и буквально по пояс погрузиться в туман. Несколько шагов — и они уже в лесу, совсем не похожем на тайгу, словно попали в среднюю полосу России.

— Ну так… и про тропики кто-то рассказывал… — вспоминала-успокаивала себя Галина Петровна.

— Как-то необычно красиво, — Даша присела, легко касаясь руками огромного разлапистого папоротника.

— Сюда, я здесь! — снова позвал Серёжа где-то совсем рядом.

Они вышли на небольшую поляну, и им предстала чудная картина: Серёжа стоит и держит на руках вертишейку, а рядом стоит седой монах, но возраст его определить невозможно. Ему могло быть и сто лет, и, как это ни удивительно, тридцать. И даже меньше. Он смотрел на них приветливо, как на долгожданных гостей.

— Иоанн, — узнал Пантелей.

— Иоанн? — повторила Галина Петровна. — Постой, — прошептала она, — так, может, это…

— Это Иоанн, — снова сказал ей Пантелей.

— Бабушка, я правильно подумала: ты говорила, что сам любимый ученик Христа придёт в последние времена утешить, укрепить христиан?.. — тихо спросила Даша.

— Предупредить, утешить, укрепить, — повторила Галина Петровна.

В этот момент на поляну вышла Марина. Она окончательно выбилась из сил, но, видимо, на последнем дыхании опередила всех. Сделала несколько шагов и упала в траву. Рядом так же беспомощно опустился на колени Лёха-Аллигатор. Пантелей кинулся к Марине, начал раскрывать сумку с медикаментами, перекинутую через плечо. Но вот подошёл Иоанн и просто положил ей руку на голову. Марина чуть вздрогнула, глубоко вздохнула и перевернулась на спину.

— Боли нет, — сказала она и всхлипнула сквозь слёзы: — Господи, неужели бывает так легко и хорошо?..

— Если бы не было боли, ты бы этого не знала, — ответил Иоанн.

Пантелей взял ладонь Иоанна в свои руки и прижал ко лбу.

— Отче, я так боялся, что у меня не получится… как в детстве.

2

— Кто ведёт в плен, тот сам пойдёт в плен; кто мечом убивает, тому самому надлежит быть убиту мечом,— читал Михаил Давыдович из Откровения.

— Вот это правильно! — согласился Тимур, который поставил автобус поперёк дороги, взял себе автомат, а другой передал Михаилу Давыдовичу.

— Как же после всего этого можно убивать? — спросил профессор, выбирая между раскрытой книгой и оружием.

— Вот так, — резко ответил Тимур и дал несколько прицельных очередей по первой машине из тех, что приближались к автобусу. Она резко вильнула и буквально улетела в кювет. — Вот так! — повторил Тимур. — Давай, хоть для виду постреляй.

— Как ты думаешь, наши там живы? — вспомнил вдруг Михаил Давыдович.

— Какой живы?! — почти возмутился Тимур. — Если эти сюда приехали, значит, никто не живы, — от волнения его кавказский акцент усилился. — Стреляй давай. Вон ещё две машины встали. Сейчас по нам будут палить.

— Мы умрём?

— Слушай, какая разница, когда большое дело делаешь?! — Тимур уже кричал. — Ты только что про антихристов всем читал! Так вот — они там!