Репетиция конца света

Олег знал его давно – они когда-то учились вместе в школе, правда, в параллельных классах, потом вместе поступили на физтех в университет, потом попали по распределению в престижный ИПФАН. Работали в разных отделах, но как-то общались. Внезапную перемену в Гоше не заметил бы только слепой. Олег отлично помнил, какой это был веселый, компанейский, жизнерадостный парень. Он словно бы светился изнутри – всегда, всю жизнь! А как его любили женщины! Еще в школе, класса с седьмого, Гошка Воропаев был кумиром всех девчонок. В институте продолжалась добрая традиция всеобщих ухаживаний за «нашим солнышком». Что характерно, у него был настолько легкий, дружелюбный нрав, что даже парни его любили и не злились на своих подруг, когда те вдруг, одна за другой как заговоренные «западали» на Гошку. То есть на подруг-то они как раз злились, это само собой, но только на них, а не на Гошку. На него просто невозможно было сердиться. Посмотрит своими жуликоватыми сверкающими глазищами, улыбнется виновато: «Парни, да при чем тут я? Разве я виноват? Знали бы вы, как бы я хотел, чтобы они все во мне разочаровались! Устал – не могу!» И все вокруг – в покатуху, столько искренней досады в этом мягком голосе, так демонстративно сгибаются плечи, такой истомленный беспрерывными бессонными ночами делается у Гошки вид.

Женщины его любили, он их любил, но все его романы были однодневками, девчонки, девушки, женщины ему мгновенно надоедали, а расставаться с ними он умел легко и просто, без взаимных обид. Кончалась постель – сохранялись ни к чему не обязывающие дружеские отношения. Ему вечно таскали то конфеты, то яблоки, то домашние пирожки, то какие-нибудь фирменные салатики, по нему вздыхали, лили слезы – и при этом посмеивались над ним.

Однако не надо думать, что Гоша был этаким тепличным дамским угодником. Стрелял отлично, занимался какими-то восточными штучками, а если внешне не напоминал качка, то лишь потому, что его худое тело было просто-таки перевито мышцами. Насколько знал Олег, Гоша был призером каких-то соревнований, его пытались переманить из ИПФАНа в некие структуры, обеспечивающие безопасность частных богатых фирм, но он пока что, как дурак, держался за физику и только иногда, когда зарплату начинали сильно зажимать, грозился, что плюнет на все и уйдет в секьюрити.

Короче, Гоша Воропаев был в полном смысле слова идеальным образчиком мужского пола, и ипфановские дамы здорово напряглись, когда он вдруг появился на новогодней вечеринке не один. И сразу всем стало ясно, что эта высокая зеленоглазая девушка рядом с ним – не просто так, лишь бы время провести. Он держал ее за руку, он кругами вокруг нее ходил, он не спускал с нее глаз, словно страж, охраняющий нечто свое собственное . В девушке был найден миллион недостатков – женской частью ИПФАНа, понятно, – ну а мужская часть сошлась на том, что задница у нее, строго говоря, так себе, зато ноги и грудь – что надо. Глазки, губки, носик, волосы – все это тоже было в полном ажуре. Конечно, Гоша мог бы найти девушку с талией и потоньше, но ведь для любви не это главное! А что имеет место быть пылкая и пламенная, причем взаимная любовь и даже страсть, это не подлежало сомнению.

С тех пор Гоша периодически занимал телефон вкрадчивым курлыканьем со своей милой Милой (ее так и звали – Мила, но было это уменьшительным от «Людмила» или Гошка сам так окрестил предмет своего обожания, никто не знал); иногда опаздывал на работу и частенько засыпал, устроив голову на папках, сложенных одна на другую на столе, причем так причмокивал губами, что только дурак не мог понять, что снятся ему пылкие поцелуи; живо интересовался предметами дамского туалета, которые иногда притаскивали в институт бродячие коммивояжеры, и скоро всем заинтересованным лицам стало известно, что милая Мила любит духи от Мэри Кэй (безумная цена!), белое и только белое кружевное белье, стринги и комбинации не носит, как и колготки со «штанишками» – предпочитает с «трусиками»... Ну и всякое такое.

И вот однажды всему этому пришел конец. Гоша исчез на несколько дней, а когда появился, даже самые верные поклонницы его не сразу узнали и решили, что их кумира попросту подменили. Вместо «солнечного мальчика» сидел за столом или бродил по коридорам какой-то призрак – бледное, мрачное подобие прежнего Гоши Воропаева. А вскоре медленно, но верно пополз по ИПФАНу слух о причине такого страшного превращения: девушка, которую он любил, внезапно умерла. То есть, как стало известно от кого-то осведомленного, она вообще болела сердцем, с трудом выжила после очень сложной операции, и вот только-только перед ней забрезжила надежда на выздоровление и счастье, как она умерла от какого-то потрясения. Подробностей никто не знал, от Гоши вообще ни слова было не добиться. При малейшей попытке навести разговор на события его личной жизни он мрачнел еще больше, замыкался, отмалчивался – и под любым предлогом норовил покинуть человека, который растравил его рану.