Репетиция - любовь моя

Можно, пожалуй, повторить оскорбления и посмотреть, что будет на этот раз.

Но Ромео и на этот раз отвечает как неизвестный Тибальту загадочный Мышкин.

Тибальт смущен, он даже на секунду становится похож на человека. Его посетило сомнение. А это уже нечто.

Привычный ряд понятий сместился. Не зная, что делать, Тибальт, наконец, как-то странно похлопал Ромео по плечу и начал удаляться.

Кто знает, может быть, это было бы началом большого изменения в городе, если бы не Меркуцио, которому поведение Ромео показалось просто-напросто трусливым.

Он ведь по-настоящему ничего не знает о Джульетте, о предполагаемой тайной свадьбе и о том, что Тибальт теперь для Ромео брат его жены.

Он не ощущает до конца того счастья и того чувства свободы, которыми сейчас полон Ромео. Той свободы, которая не позволяет ему даже злиться на Тибальта.

Меркуцио находится теперь в отношении Ромео на более низкой ступени, что ли. Ненависть и вражда сидят даже в нем, и потому он не понимает, что можно вести себя, как Ромео. Просто это трусость, решает Меркуцио, и позор Ромео надо искупить. Вот почему он берет на себя то, что, по его мнению, следовало бы сделать Ромео.

Он останавливает Тибальта и хочет драться с ним, он заставляет его драться с собой, и тогда Тибальт убивает его.

Растерявшись, Тибальт убегает, но вскоре возвращается, чтобы посмотреть, что сделалось с Меркуцио. Именно так, вероятно, поступают преступники, которых тянет на место преступления. Тем более что Тибальт не хотел убивать родственника герцога. Его лишь мучил вопрос, отчего тот дружит с Ромео.

Он переворачивает тело Меркуцио, желая понять, действительно ли он убил его. И тут его настигает кинжал Ромео.

Монтекки всегда для Тибальта были врагами — и все! Так ему говорили с пеленок. Его мозги не работали ни в какую другую сторону. Правда, в последнее время кое-что начало сбивать его с толку. И дядино поведение на балу, когда он не дал ему расправиться с Ромео. И дружба Ромео с Меркуцио.

Что-то его в последнее время тяготило и смущало, но умер, так ни в чем и не разобравшись.

* * *

Но вот и я захвачен игрой, только не футбольной, а хоккейной. Досадно, что театр не так часто производит столь сильное впечатление.

Что же в этих матчах с Канадой так захватывало? Во-первых, конечно, содержание. Это были международные игры, да еще первые встречи с профессионалами. Даже я, лишь слегка знающий историю этого вопроса, смотрел не только на то, как темпераментно все протекало, но вглядывался и в то, что за этой игрой скрывалось.

Да, в этих хоккейных встречах было большое содержание.

Но почему, если дело в содержании, великий смысл «Ромео и Джульетты» волнует нас недостаточно сильно и недостаточно часто? Правда, этот вопрос можно было бы задать себе вне зависимости от спортивной игры. Но в конце концов неважно, в связи с чем мы задаем себе некие существенные вопросы. А задав вопрос, я стал искать и ответ. Потому, подумал я, что содержание надо уметь извлекать. Смысл, который лежит в буквах, в словах, — это еще не тот смысл, который волнует в театре.

Смысл, допустим, во вражде и в том, что любовь зародилась среди вражды.

Но это еще ничто, если вражду представить картонно.

Смысл будет тот же, но ничего не получится.

Он будет еще как бы не извлечен. Вражда должна возникнуть тут же, на наших глазах, и не шуточно!

От вражды должно стать жутко, тогда смысл начнет постепенно оживать.

Но если что-то отдаленно похожее на вражду назвать враждою, то это еще ничего не будет значить.

Это будет лишь ссылка на пьесу. А не извлечение из пьесы настоящего корня.

Но вернемся к хоккею.

Матч транслировали прямо со стадиона, но могли бы транслировать и назавтра, записав вчерашнюю игру на пленку.

Но тогда мы хотя и смотрели бы то же самое, а переживали бы уже не так. Потому что ведь и счет матча был бы известен и многие подробности также.

Но даже и без этого — одно сознание, что это было вчера, а не сейчас, ослабляло бы наш интерес.

И в театре все должно происходить сегодня, сейчас и на самом деле.

В «Отелло» отцу говорят, что его дочь похитили, а он сердится на тех, кто сообщает ему об этом, и не верит. Тогда ему предлагают пойти и проверить, он уходит и возвращается, убедившись, что дочь похищена.

Сколько раз я видел «Отелло» — эту сцену всегда играли плохо. Потому что играли не на самом деле. Играли, может быть, то, что когда-либо происходило, в какие-то далекие времена и с другими людьми, но не то, что перед, нами должно было происходить сейчас, сию минуту.

Правда, это требует совсем иного актерского и режиссерского подхода, иного темперамента, иной техники, иного проникновения.

Это было бы удивительно — поглядеть, как именно в эту секунду перед нами вел бы себя человек, узнавший о похищении его дочери.

Но как трудно снять налет вчерашности. Снять эту пленку, которую не каждый и замечает.

Это будто рука в перчатке — живого прикосновения не чувствуется.

А как ее снять? Проблема.