Репетиция любви: брак как лакмусовая бумажка

— Знаю, я сам заезжал к нему дня два назад и тоже говорил с его лечащим доктором.

Мы замолчали.

— Так о чем ты хотел со мной поговорить? — сказал наконец я.

— Да, — как-то рассеянно протянул Стас. Казалось, предстоящий разговор ему заведомо неприятен. — Не знаю, с чего начать.

— С главного, — приободрил его я, махнув рукой в его сторону.

— Это касается Киры.

— Киры? — насторожился я. На звук ее имени я в последнее время реагировал крайне болезненно и обостренно.

— Знаешь, я, пожалуй, действительно начну с главного. Ты не должен жениться на ней.

— Почему? — Я был поражен таким заявлением.

— Потому что… потому что на самом деле дед просил жениться на ней не тебя, а… меня. Я тебя обманул.

— Зачем? — тупо спросил я.

— Не знаю, сможешь ли ты простить меня. Понимаешь, когда дед попросил меня жениться на ней, я даже не мог себе представить, как я смогу это сделать… Ты ведь знаешь, я никогда особо не умел обращаться с девушками. А ты — другое дело, у тебя это легко выходит. Я подумал, что со стороны деда несправедливо заставлять меня жениться на ней. И решил обратить все так, будто он попросил об этом тебя, а не меня. — Стас путался и сбивался в своем рассказе, примерно как тогда в больнице, когда он рассказал мне о «просьбе» деда. — Но я не могу смотреть, как ты мучаешься, охмуряя эту девицу. Это нечестно по отношению к тебе. Так что теперь ты можешь считать себя свободным от обязательств.

Я задумчиво смотрел на брата. Я был так счастлив, что в моей жизни появилась Кира, что не мог даже сердиться на него за этот обман. Более того, я был ему даже крайне благодарен. Если бы не он…

— Все нормально, Стаськин. — Я даже назвал его, как когда-то в детстве. — Не испытывай никаких угрызений совести. Ты даже не представляешь, как ты мне помог. — Я похлопал его по плечу и встал из-за стола. — Ну все, мне надо идти. Звони, если будет нужна помощь. — Мне показалось, что он хотел сказать что-то еще, но я уже повернулся и вышел из кафе.

* * *

Тем временем мы с Кирой старательно выполняли роли, заданные игрой «по sex». Лишь иногда, когда мы смотрели DVD и на экране вдруг появлялась эротическая сцена, мы прятали глаза и смущались, словно дети, которые смотрят кино «про это» вместе с родителями, и тогда кто-нибудь из нас поспешно выходил из комнаты проверить — не закипел ли еще не поставленный чайник.

От безысходности я перевел свои подавляемые инстинкты из одной физиологической сферы в другую. А именно — в сферу гастрономическую. Я начал готовить по вечерам для нас обоих. В первый раз в жизни я почувствовал удовольствие от процесса готовки, только из-за того простого факта, что приготовленное мною будет есть Кира. Но даже когда я видел какой-нибудь фрукт или овощ, он начинал напоминать мне изгибы ее тела, и я однажды поймал себя на том, что поглаживаю приготовленный для салата авокадо, вместо того чтобы начать его резать.

Я любил Киру совсем не так, как других своих девочек. Если в прежних своих отношениях я строго определял категорию женщины и отводил ей особое место в длинном списке женских типажей, а потом прикидывал, что этой связи подходит, а что нет, — как в жизни выбираешь белое вино под рыбу или оливки и сыр к мартини, — то здесь налицо была трансгрессия всех мыслимых и немыслимых границ, сумасшедший фьюжн: ингредиенты валились в общий котел, и все это варево кипело, булькало и превращалось в невесть что — а я был безумно счастлив от этой абракадабры…

Наверное, в результате всего этого смешения у меня в голове неведомым образом поменялись ассоциации, потому что как только я начинал думать о еде вообще, так у меня сразу же срабатывал сексуальный рефлекс. После появления первых признаков голода в желудке в середине дня перед обедом я тотчас же начинал думать о сексе с Кирой, что мешало мне сосредоточиться на работе. Это ощущение, это желание ее было «вкусовым» и ощущалось на самом кончике языка. Я потихоньку начал сходить с ума. Не знаю, что со мной бы в конечном итоге произошло, если бы не Кира, которая первая нарушила правила нашей общей игры.