Репетиция любви

— А теперь вы должны испить из этой чаши любви. — Молодой человек протянул нам бокал с вином и дал нам пригубить его по очереди. — Ваши жизни и судьбы теперь связаны ровно на один год и один день. Будьте вместе, покуда длится ваша любовь.

* * *

Вскоре после церемонии Кира переехала ко мне. Совместная жизнь с ней была сродни переезду на другую планету. Она была словно маленький инопланетянин, удивляющийся всему, что ее окружает, и воспринимала все совершенно не так, как другие люди.

Она обладала удивительным свойством обращать каждодневную рутину в какие-то встречи-праздники. С самого начала наши отношения были восхитительно правильные и неправильные одновременно. Все было так и не так. Она могла встать в два часа ночи и начать жарить котлеты. Или соорудить посреди комнаты шалаш, накинув на какие-то палки широкое одеяло, чтобы залезть туда вместе и проверить, на самом ли деле есть рай в шалаше. Скажу честно, проверять мне это чертовски понравилось, и, судя по результатам, рай в шалаше действительно существует. Я уж не говорю о том, что в институт она отправлялась исключительно на роликах, и лишь изредка брала мою машину в клуб. Я называл ее «Киренок-ребенок», такую бурю умиления порой вызывала она у меня в душе.

Киру даже не раздражали мои разбросанные по комнате носки. Я помню, как пытался жить с Сашенькой несколько месяцев подряд, и она всегда морщила свой красивенький носик и с презрительным «фи!» загоняла мои носки под диван. Кира же клала в мои разбросанные носки маленькие шапочки цветов, так что утром, надевая их на работу, я не мог удержаться от улыбки. Потом я шел умываться в ванную, а на зеркале зубной пастой была нарисована веселая рожица — Кира ложилась позже меня, потому что печатала свои бесчисленные рефераты и курсовые.

Временами я лежал ночью с Кирой на нашем раскладном диване, она спала у меня на плече, а я смотрел на черное небо в окне и думал о контрасте между «здесь» и «там». За окном была пугающая чернота, а мне было тепло и уютно лежать под одним одеялом с любимой женщиной. Мне казалось, я, возвращаюсь в детство, когда еще во мне не было страха перед гнетущей враждебностью мира, постоянного ощущения беспокойства и дискомфорта, которое появляется в человеке с годами.

Меня безумно привлекал Кирин природный аромат — в нем было что-то умиротворяющее и родное, когда я вдыхал его, у меня было ощущение, что я пью успокаивающий настой из трав. Отдельные части ее тела почему-то вызывали ассоциации с разными запахами, которые я любил еще с детства: ее губы пахли чем-то молочным, местечко за ушами — слегка жженым сахаром, ложбинка над грудью и ключицы имели мятный привкус… Я любил обонять, осязать, чувствовать и смотреть на ее тело… Как только Кира обнажала какой-то его кусочек — была ли это часть бедра, выглядывавшая из-под задравшегося одеяла, или обнажившееся плечо вследствие спустившейся бретельки, — так мои губы словно магнитом моментально притягивало к ним. Еще меня поражала в ней одна особенность — когда Кира испытывала чересчур сильные эмоциональные переживания чувственного плана, из уголка ее глаза скатывалась одна-единственная слеза, которая словно застывала под воздействием ледяного воздуха маленьким хрусталиком где-то на полпути до холмика щеки. В этот момент мне представлялось, будто радужка ее холодно-синих глаз — это какое-то высокогорное озеро, которое вследствие сильного наплыва чувств неожиданно выходило из берегов.

Мне доставляло огромное наслаждение обнимать Киру после нашей любви. В этом простом действии для меня заключался особый смысл: я наслаждался мыслью, что именно я «измучил» любимое тело до высшего предела, и теперь оно настолько ослабло, что покорно отдается в полную и безраздельную мою мужскую власть. Раньше тело девушки, с которой я занимался сексом, представлялось мне чем-то вроде карманного калькулятора — два плюс два четыре, четыре минус один три… Все было заведомо известно. Тело Киры было в сравнении с этим каким-то сложным механизмом, изобретенным полубезумным гением, который сотворил этот шедевр, воскликнул «Эврика!» и тут же сам позабыл, как им управлять. И теперь никто на свете не знал, какую реакцию вызовет нажатие на ту или иную кнопку. Изучить сложный механизм можно было только опытным путем, без какой-либо инструкции, а опасность заключалась в том, что это могло привести к неожиданным, опасным последствиям…