Репин

«…Во время стояния в лямке он поглощал меня и производил на меня глубокое впечатление, — пишет об этом знаменитом сеансе Репин. — Была в лице его особая незлобивость человека, стоящего неизмеримо выше своей среды. Так, думалось мне, когда Эллада потеряла свою политическую независимость, богатые патриции железного Рима на рынках, где торговали рабами, покупали себе ученых философов для воспитания своих детей. И вот философа, образованного на Платоне, Аристотеле, Сократе, Пифагоре, загнанного в общую яму или пещеру с беглыми преступниками-земляками, угоняли на Понт Эвксинский, и он лежал там на солнцепеке, пока кто-нибудь не покупал наконец его, 60-летнего старика…»^[148].

Таким казался Репину Канин. Любопытно сравнить с этим другой отзыв о том же Канине, приводимый Репиным. Как-то в его парижскую мастерскую зашел важный сановник и богач А. А. Половцев. Увидав на стене приколотый этюд с Канина, он очень им заинтересовался и, внимательно рассматривая, сказал: «Какая хитрая бестия этот мужичонка; посмотрите, с какой иронией он смотрит…»^[149]

Осенью погода испортилась, и Волга стала бурливой. Однажды в бурю Репин видел, как волнами разбивало плоты, на которых, выбиваясь из сил, работало веслами несколько мужиков. На него эта сцена произвела такое сильное впечатление, что он временно забыл даже бурлаков и начал делать эскизы на тему «Шторм на Волге». Один из них, написанный масляными красками на большом холсте, набитом на самодельном подрамке, Репин написал уже перед самым отъездом в Петербург, и он был еще совсем сырой, почему автор очень опасался за его целость, везя его в примитивной упаковке в такую даль.

Бурлаки на Волге. Окончательный эскиз, по которому писалась картина. 1870. ГТГ.

Эскиз этот находился до революции в собрании С. З. и В. З. Евдокимовых, а в годы революции перешел в собрание Ручко. Он был выставлен в Русском музее в 1925 г. на юбилейной выставке, посвященной 80-летию со дня рождения художника (размер его 55,3×102,4). Эскиз написан необыкновенно свободно, в широкой живописной манере, редкой даже для Репина.

Другой аналогичный эскиз меньшего размера (38×55) находился до 1925 г. в Гатчинском дворце, датирован 1873 г. и имеет нерусскую подпись Е. Repinn. Эта последняя дает основание предполагать, что он написан в Париже, где и был куплен у автора тогдашним наследником, впоследствии императором Александром III^[150].

Репин собирался в Петербурге писать по первому эскизу большую картину, но вскоре работа над «Бурлаками» всецело его поглотила, и картина эта так и не была написана.

Кроме эскиза, была им написана там же, на Волге, целая законченная картина «Плоты», которую Репин описывает так:

«На самом большом своем холсте я стал писать плоты. По широкой Волге, прямо на зрителя, шла целая вереница плотов. Серенький денек. На огромных толстых бревнах, на железном противне горел небольшой костер, подогревая котелок. Недалеко от рулевых, заправлявших течением всей лыковой флотилии, сидела группа бурлаков, кто как… Эта картинка, под свежим впечатлением живой Волги, мне удалась, она мне нравилась. Но она составляет и сейчас больную язву моего сердца: она причислена к уничтоженному мною в негодный час какого-то нелепого искушения. Я ее записал сверху другим мотивом. Как будто я не мог взять другого холста?! Так широко была она гармонизирована и имела такую глубину!.. Погублена она уже в Петербурге».

К уничтожению картины подбил Репина Шишкин, нашедший, что она была, во-первых, «без идеи», а во-вторых, писана от себя, даже не по этюдам с натуры^[151].

Кроме этих двух вещей, Репин привез с Волги множество этюдов, эскизов и целые альбомы рисунков. В числе этих работ был и тот небольшой эскиз «Бурлаков» на картоне, размером 23×50 сантиметров, с которого была вслед за тем написана знаменитая картина. П. М. Третьяков, которому очень хотелось купить для своей галереи самую картину, но который сделать этого не мог, так как она была заранее заказана и запродана, добился от Репина этого отличного эскиза, дающего уже в общем окончательную концепцию произведения.

На другой же день после возвращения Репина, благодаря конференц-секретарю Исееву, все привезенные работы удалось показать тогдашнему президенту Академии вел. кн. Владимиру. Они все были разложены на полу в конференц-зале. Владимир тут же заказал художнику картину по эскизу, висящему сейчас в Третьяковской галерее. Вот как Стасов вспоминает об этой импровизованной выставке: