Репин

Раннюю известность принес Репину первый крупный заказ. Владелец московской гостиницы «Славянский базар» Пороховщиков пожелал иметь в своем ресторане картину, изображающую славянских композиторов разных времен и разных стран.

Такой групповой портрет написать чрезвычайно трудно. Пороховщиков пригласил было некоторых уже маститых художников. Но они, понимая сложность задачи, запросили слишком высокую цену. Тогда богатый предприниматель обратился к молодому, еще не оперившемуся художнику и предложил ему за картину 1 500 рублей. Для такой сложной работы это было ничтожно мало, но Репину, который не выходил из нужды, эта сумма казалась несбыточным богатством.

И Репин принял заказ, не удивляясь нелепости замысла картины. Его не смущало, что некоторых композиторов — русских, чешских или польских — давно нет в живых, что многие из них никогда не могли бы встретиться, так как жили в разные времена.

Стасов, ставший уже в ту пору другом Репина, тоже воодушевился идеей и не заметил ее несуразности. Ему нравилась сама мысль собрать воедино всех славян, создающих музыку, показать силу этой группы композиторов.

Работая в Публичной библиотеке и будучи знатоком музыки, Стасов отыскивал материалы — гравюры, фотографии. Когда он, громкоголосый и восторженный, входил в мастерскую, Репин кидался к его портфелю и всегда находил там какой-нибудь недостающий портрет композитора.

Художник и критик были воодушевлены картиной. Простой заказ, взятый ради денег, превратился для увлекающегося Репина в радостный труд.

Он продумывал сложное освещение зала, в котором поместил композиторов, по вечерам ходил на концерты в Дворянское собрание. Репин любил музыку. Но когда стихал оркестр, в нем пробуждался художник — смотрел, запоминал, как освещает яркий верхний свет люстры нарядную толпу. Сейчас он только автор картины, изображающий большую группу композиторов в концертном зале. Ему очень важен именно этот верхний свет. Завтра в мастерской он перенесет на холст свои вечерние наблюдения, будет составлять группы, придавая им видимость действительной сцены, с разговорами, жестами. Он разрешал этот символический сюжет реальными средствами. И в этом была его большая ошибка. Ему казалось естественным, что в зал вечером собрались композиторы — живые и мертвые. У рояля взял последние аккорды Антон Рубинштейн и поднял голову.

Только, четырех своих современников — Николая Рубинштейна, Направника, Балакирева и своего ровесника Римского-Корсакова — Репин рисовал с натуры. Он перенес в картину эти зарисовки, поместив живых людей в одну комнату с композиторами Бортнянским, умершим в 1825 году, и Огинским — в 1833 году. Четыре композитора, которые позировали Репину, тогда еще не родились. По фантазии художника они не только находились в одном зале с покойниками, но и довольно мило с ними беседовали.

Зал наполнен людьми, которые слушают музыку, говорят о ней. Они сами создатели музыки. А картина получилась такой, словно взята была фальшивая нота, художником не замеченная.

Список композиторов составлял Николай Рубинштейн, возглавлявший консерваторию. В списке отразилась случайность выбора, оправданная лишь личными вкусами музыканта.

Уже был широко известен Модест Мусоргский. Он писал в эту пору своего «Бориса Годунова» и пренебрежением к музыкальным канонам снискал поклонение, восторги одних и вражеское улюлюканье других. Композитор, чье имя впоследствии было золотыми буквами вписано в историю русской и мировой культуры, не попал в список, составленный Н. Рубинштейном. Не оказалось в списке Бородина и Кюи. Но что удивительнее всего, Н. Рубинштейн не включил и Чайковского, профессора консерватории, прославленного композитора. Тут действовали какие-то непонятные подспудные течения. Рубинштейн часто исполнял произведения Чайковского, был пропагандистом его творчества. Наконец они были друзьями. Но Рубинштейн не включил его в групповой портрет, и Пороховщиков не разрешил исправить эту явную бессмыслицу.

Репин пытался протестовать. Но заказчик платил деньги и на этом основании считал себя вправе диктовать условия.

Репин говорил Пороховщикову о бесценном даре Мусоргского, о бессмертной славе, ожидающей Бородина. Пороховщиков даже начинал сердиться.

— Вот еще! Вы всякий мусор будете сметать в эту картину! Мой список имен музыкантов выработан самим Николаем Рубинштейном, и я не смею ни прибавить, ни убавить ни одного имени из списка, данного вам… Одно мне досадно, что он не вписал сюда Чайковского. Ведь мы, вся Москва, обожаем Чайковского. Тут что-то есть… Но что делать? А Бородина я знаю, но ведь это дилетант в музыке: он профессор химии в Медико-хирургической академии… Нет, уж всяким мусором не засоряйте этой картины! Да вам же легче. Скорее! Скорее! Торопитесь с картиной, ее ждут.

Нетерпеливая настойчивость Пороховщикова порой выводила Репина из себя. Он нервировал его своими понуканиями, мешал работать. Групповой портрет, осложненный тем, что только четырех композиторов можно было рисовать с натуры, требовал большого напряжения. А Репин не умел даже заказ исполнять небрежно.