Репин

В одном из своих писем от 10 октября 1905 года Нордман писала: «Читаем газеты и все мечтаем о Думе».

Они мечтают о Думе, а Репин пишет Нордман, держащую перо и изображающую вдохновение, на фоне осеннего сада. О Думе теперь размышлял художник, картины которого призывали к революции.

Именно в эти грозные годы Репин набрасывал эскизы картин, навеянные событиями 9 января. Ни один из них не стал впоследствии картиной, но интересно, что Репин в эти дни обратился к таким сюжетам, которых от него ждали. Вспомним замечательное письмо Стасова Нордман 21 января 1905 года:

«Что, если бы Репин нашел бы у себя, где-то в углу, те кисти, которые написали «Исповедь», «Не ждали», «Арест», — вот было бы торжество и историческая страница».

Сохранилось несколько эскизов, исполненных масляными красками. Один маленький холстик назван «Красные похороны». Здесь настроение свое художник выразил в красном цвете, разные оттенки которого изображают: в центре стоящий гроб, а вокруг него людей в красных одеждах. На этом красном фоне выделяется черная фигура оратора. Эскиз написан с большим чувством.

Эскиз «У царской виселицы» рассказывает об одном из трагических моментов возмездия самодержавия за попытку бунта.

Несколько эскизов разрабатывают тему самого расстрела на Дворцовой площади. Художник дал им разные, но близкие по смыслу названия: «Шествие рабочих», «Расстрел демонстрации» и, наконец, «Разгон демонстрации». На последнем эскизе изображен человек с поднятыми руками, упавший на колени перед трупом убитого товарища. Он обращается с мольбой или проклятием к войскам, расстреливающим толпу.

Пока нет данных, устанавливающих, когда точно писал Репин эти эскизы. Созданы они в пятом и шестом годах и говорят все о том же чудесном даре Репина, не умеющего в своем искусстве оставаться в стороне от событий, происходящих в жизни.

Хотя в одном из писем этого времени Нордман написала рядом с датой: «Пенаты», занесенные снегом», но и сюда ворвались отзвуки выстрелов и видения жертв «Кровавого воскресенья». Они оживили хладеющее сердце художника, вызвали в нем чувства, напоминающие незабвенные восьмидесятые годы. Но «Пенаты», занесенные снегом, не давали непосредственных зрительных впечатлений, и, вероятно, поэтому эскизы не воплотились в картины.

«ДЕТИ СОЛНЦА»

Из далекой Сибири М. Горький получал письма от молодого революционера С. Малышева. В одном из этих писем, посланных в начале первой империалистической войны, есть интересная фраза, касающаяся совместного портрета М. Горького и М. Ф. Андреевой:

«Очень прошу вас, дорогой Алексей Максимович, пришлите мне свою карточку. У меня здесь нет ее. Стоит на столе у меня моя Нинка, а рядом с ней у меня всегда стояла Ваша карточка с портрета Репина с Мар. Фед., но теперь нет».

Это очень интересное замечание. Считалось, что совместный портрет Репин не закончил. Есть фотография, она относится к лету 1905 года. Горький и М. Ф. Андреева позируют Репину, который сидит у мольберта, а на холсте — угольный подготовительный рисунок: Мария Федоровна, а рядом с ней, чуть ниже, — Горький. Потом совместный портрет Репин отставил и написал одну Андрееву. Но первый вариант, очевидно, сфотографировали, и он даже совершил такое большое путешествие — попал на стол в комнату к сосланному в Сибирь революционеру. Какова его судьба сейчас — неизвестно. Может быть, набросок остался, а Андрееву Репин начал писать на новом холсте.

Несмотря на большую занятость, Горький, живший тогда в Куоккале, находил время бывать у Репина.

5 июня 1905 года Горький читал в «Пенатах» свою новую пьесу «Дети солнца», написанную в тюрьме после «Кровавого воскресенья».

Репин зарисовал Горького. Это рисунок итальянским карандашом, подцвеченный сангиной. Горький — с маленькой бородкой, которая выросла у него в тюрьме.

В тихую обитель художника, в его «Пенаты», удаленные от бурных событий, писатель пришел прямо из Трубецкого бастиона и прочитал пьесу, в которой показал все ничтожество, все пустозвонство либеральной буржуазной интеллигенции. Он имел право бросить такой упрек, потому что сам вышел из низов и первый написал листовку протеста против расстрела 9 января.

Горький раскрыл глаза Репину не только на буржуазную либеральную интеллигенцию, но и на него самого, как бы показал ему лицо автора картины «Какой простор!».

В письмах к друзьям пятого и шестого годов у Репина начинает появляться новая нотка боязни насилия. 11 ноября 1905 года он писал Жиркевичу: