Репин

«Прикрепленный к дощатой стенке-лавочке, он казался манекеном без движения… Можно было хорошо рассмотреть лицо и все положение тела. Закаменев, он держался, повернув голову влево… Только крепко сжатые тонкие губы говорили об остатке застывшей энергии решившегося и претерпевшего до конца свою участь».

Потрясающие, неизгладимые впечатления… Они оседали в памяти, сохраняя свою остроту, и, как всегда бывает у художника, томили душу невысказанным. Может быть, именно в тот насыщенный драматизмом день решилась участь многих картин с прекрасными образами борцов за правду.

Если в «Бурлаках» Репин показал первый, еще неясный протест молодого человека из народа, то теперь он обратился впервые к изображению человека, пострадавшего за свою революционную деятельность.

Маленькая картина «Под конвоем». Она написана под свежим впечатлением увиденного.

По грязной дороге понурые лошади тянут какую-то нескладную колымагу. На скамейке — арестованный в тюремном халате и шапке среди двух жандармов с шашками наголо. Ямщик замахнулся кнутом на приуставших коней. А за телегой — бесконечные поля, смыкающиеся на горизонте с небом. Сколько уныния в этой сцене!.. И все же картина рождает гордость за человека, сидящего между двух обнаженных шашек. Он знал, на что идет, какая кара его ждет, и не свернул с избранного пути.

Зрели, копились силы.

Прав был Стасов, говоря, что «нынешние этюды г. Репина — это пробы новой, возмужалой его кисти, подобно тому, как лет восемь тому назад этюды, привезенные им с Волги, были пробами его кисти, готовившейся писать «Бурлаков». Насколько теперешние этюды выше, и сильнее, и самобытнее тогдашних, настолько, надо надеяться, будут выше, и сильнее, и самобытнее те картины, которые он теперь, как говорят, пишет».

Прикоснувшись к родной земле, Репин вновь обрел былую силу и созрел для той грандиозной, сверхчеловеческой работы, которую вынес на своих плечах в восьмидесятые годы прошлого века. Это десятилетие может быть названо поистине великим. В эти годы были созданы самые знаменитые его картины, лучшие, прославленные портреты. Здесь его талант был в зените, а трудолюбие и поныне приводит в восторг каждого, кто задумывается над исполинской творческой силой, какая хлынула на репинские полотна в эти годы.

РИМСКИЙ ИМПЕРАТОР ИЛИ ВОЛЖСКИЙ БУРЛАК

В Чугуев почта приходила через день. И тогда почтальон приносил большую пачку книг, журналов, газет и писем для Репина. В глуши художник продолжал жить интересами столицы. Ответные письма к друзьям — это раздумья, впечатления от прочитанного, увиденного.

Вышел роман Тургенева «Новь». Что-то в нем Репину понравилось, но тип критика Скоропихина, в котором писатель желчно высмеял Стасова, вызвал резкое осуждение. Разбирая недостатки и достоинства нового романа, Репин в письме к Стасову от 29 марта 1877 года так характеризует его автора:

«Это раздраженный, щепетильный барин, желающий выразить презрение и постоянно трусящий за собственное достоинство; он боится кланяться, боится и не понравиться грубым высокомерием. А запас правдивого наблюдения истощился».

Скоропихин уже шагал по журнальным статьям, с легкой руки Тургенева олицетворяя собой в карикатурном виде всех глашатаев новой, нарождающейся русской национальной школы в искусстве.

Паклин — герой нового тургеневского романа — дает такую характеристику Скоропихину:

«Что за несносное создание! Вечно закипает и шипит, ни дать ни взять бутылка дрянных кислых щей… Половой на бегу заткнул ее пальцем вместо пробки, в горлышке застрял пухлый изюм — она все брызжет и свистит; а как вылетит из нее вся пена — на дне остается всего несколько капель прескверной жидкости, которая не только не утоляет ничьей жажды, но причиняет одну лишь резь… Превредный для молодых людей индивидуй!»

Скоропихин очень пригодился реакционерам, врагам жизненной правды и защитникам академизма в изобразительном искусстве. Этот «превредный для молодых людей индивидуй» усилиями враждебной Репину критики был вовлечен и в затяжной спор, в котором художнику отводилась главная роль.