Репит

С кухни доносятся разговоры, смех, звон столовых приборов. Когда я вхожу туда, у меня глаза лезут на лоб. Шеннон нажарила кучу блинов, яичницу-болтунью, бекон и порезала свежие фрукты: клубнику, банан, чернику. Половины этого вчера не было в холодильнике, и Бог знает, во сколько она встала, чтобы сходить в магазин. Обычно по утрам мы просто пьем кофе и, может быть, съедаем батончик мюсли. Однако Шеннон не только приготовила настоящий завтрак, но и красиво сервировала стол. Я понятия не имела, что у нас вообще есть скатерть и салфетки.

— Присаживайся, детка. — Эд отодвигает для меня стул и наливает кофе.

Я таю. Его забота важнее того, что мне неуютно из-за присутствия Шеннон.

Горди бьет хвостом по моей ноге, выпрашивая бекон. Он его очень любит. Наверное, так же, как меня.

Лейф выглядит так, словно вот-вот лопнет от счастья, а также от секса и еды.

— Доброе утро, Клем, — говорит Шеннон, сидя у него на коленях. Она улыбается широко и, кажется, искренне, и я чувствую себя стервой.

— Доброе утро. — Я пытаюсь улыбнуться. — Ты столько наготовила. Просто вау!

— Она меня балует. — Лейф усмехается и целует Шеннон в щеку.

— Конечно.

Несмотря на то, что Эд уплетает блины за обе щеки, он не выглядит таким уж счастливым.

— Просто постарайтесь держать свое баловство подальше от салона.

— Все будет нормально. Я профессионал. Ты, братец, хуже старухи.

— Это сексизм, — говорю я, выкладывая на тарелку блин и ягоды. Это, вроде бы, полезная еда, если не добавлять кленовый сироп..

— Хорошо. Тогда он хуже старика.

— Дискриминация.

— Я ведь не выиграю, верно?

— Верно.

Горди кладет голову мне на колено и глядит печальными глазами. Я не могу винить его: бекон пахнет очень соблазнительно, и его столько, что даже Эд с Лейфом не смогут все съесть, даже учитывая, что набивают животы так, словно завтра наступит голод.

— Нет, Клем, не корми его со стола, — говорит Эд. — Иди на свою подстилку, Гордон. Иди. Ты знаешь, что нельзя выпрашивать еду.

С тяжелым собачьим вздохом Горди уходит.

О, какая жестокость. Моя жизнь — это пелена слез, — всем своим видом говорит он, когда плюхается на гигантскую удобную подушку и прижимается к своему мягкому игрушечному другу — обглоданной белке. — Ни с одной собакой никогда не обращались хуже!

Я посылаю Горди молчаливое обещание стащить для него немного бекона позже.

Шеннон слезает с колен Лейфа, поднимая полупустой кофейник.

— Давай сделаю свежий, Эд. Этот стоял уже некоторое время.

— Не беспокойся, мне и этот подойдет.

— Мне не сложно.

— Ты отличный повар, — говорю я Шеннон, когда доедаю все, что было на своей тарелке.

Лейф весь светится.

Ах, молодая любовь-похоть. Интересно, я тоже выгляжу счастливой, глупой и довольной, когда гляжу на Эда? Если да, то я не против.

— Знаешь, Клем, я бы не жаловался, если ты каждое утро готовила бы мне такой завтрак, — говорит Эд с лукавой усмешкой.

Лейф только фыркает, в то время как Шеннон смеется.

— Дело в том, — отвечаю я, тщательно подбирая слова, — что утром у меня энергии хватит либо минет, либо на завтрак? Чего ты хочешь?

Лейф хохочет, хоть я и не шутила, а Шеннон заливается краской. Наверное, упоминание орального секса за завтраком — это дурной тон.

Эд, однако, обдумывает этот вопрос.

— Я могу выбирать каждое утро?

— Нет. Иногда мне, возможно, не захочется делать ни того, ни другого.

Он улыбается и быстро целует меня. На его губах кленовый сироп — это вкусно, тем более, как добавка к его невербальному ответу. Но слова и не нужны. У Эда столько улыбок, что он может выразить ими все. И эта говорит, о том, как он мной дорожит. Для стороннего наблюдателя или того, кто не очень хорошо знает Эда, его улыбка может показаться насмешливой, но в ней гораздо больше.

Уже знакомое чувство переполняет сердце. Эмоции, которые вызывает во мне Эд, однажды вырвутся наружу, и меня пугает, что я скажу в тот момент. Я боюсь, чем это обернется и как отреагирует Эд. Однако я больше не могу прикрываться незнанием. Я уже не новичок в том, что касается влюбленности, потому что влюблена в Эда. Френсис в некотором роде права насчет того, что я его еще мало знаю. Хотя, может быть, мое тело просто помнит, как любить его. Поэтому для меня это так легко. Но, чтобы в этот раз не наломать дров, придется сильно постараться.

— Еще, Эд? — спрашивает Шеннон. — Или я могу убрать твою тарелку?

— Спасибо, я наелся. Все было очень вкусно. Ты приготовила, позволь мне убрать.

— Эй, — усмехается Лейф. — Я как раз собирался предложить помыть посуду. Ты пытаешься выставить меня в дурном свете перед дамами.

— Это несложно.

Лейф показывает ему средний палец.

Я несу свою тарелку в посудомоечную машину, что он загружает.

— Все в порядке? — спрашивает Эд, изучая мое лицо.

На днях я попрактиковалась делать селфи для моего аккаунта в Instagram, поэтому умею беззаботно и счастливо улыбаться.

— Конечно.

Эд, однако, делает паузу.

— О чем думаешь?

— Просто о работе и все такое, — вру я.

— Ладно. Выходим через несколько минут, хорошо?

— Хорошо..