Replay

– Алиса ушла из-за денег, которые любила больше всего из того, что я мог предложить в этой жизни, – цедит сквозь зубы, создавая иллюзию, будто эту фразу в моей голове рисует болезненно разыгравшееся воображение. Губы Всеволода остаются практически неподвижны, находясь на ничтожно близком расстоянии ко мне.

– Ошибаешься, – отбрыкиваюсь назад, смутно понимая, куда смогу спрятаться, не имея возможности покинуть периметр в подобном виде.

Охрана не позволит мне выйти, "вцепившись" в мои босые ноги и этот чертов шелковый халат. – Не ты ли меня учил подмечать очевидное? – нападаю, растягивая крупицы оставшегося в распоряжении времени, – Тот, кого ты столь рьяно ненавидишь, попросту смог показать ей какими бывают мужчины. Я разговаривала с ним… В ответ на твои представления об идеале, он наверняка смог окружить её заботой и пониманием. Показал, не словами, а действиями, что бывают мужчины, способные дать женщине больше, нежели содержание своего кошелька.

Замолкаю и язык, кажется, присыхает к небу под воздействием его яростного взгляда выжигающего всё живое в сантиметрах, сокращающейся дистанции, разделяющей нас. Хлесткий удар, произведенный выбросом тяжёлой руки, едва не сбивает с ног, подкашивая колени. С трудом удерживаюсь на месте, зажимая немеющую скулу пальцами холодной руки. Рецепторы языка мгновенно фиксируют солоноватый, металлический привкус крови, усиливающийся с каждой секундой.

– Дура, – заключает надменно, вздергивая мой подбородок вверх для соединения глаз. – Ты погрязла в своём выдуманном мирке, где есть две грани: хорошее и плохое. Считаешь, Мейер выступил в моей истории в роли добра? Из-за этого сукина сына ты здесь. В той или иной мере. Из-за своего отца, который привел его в мой дом, сам того не желая, прописав из сложившейся ситуации выход.

Сглатываю, часто моргая. Недопонимая смысла его слов. И наигранное бесстрашие безвозвратно улетучивается, уступая место эмоциям, от которых оседая на месте, ладонями закрываю глаза.

Не позволяя "уйти в себя", вздергивает за загривок, словно сложившегося в клубочек котенка, заставляя принять исходное вертикальное положение. Продолжая яростно и не менее жёстко:

– Орёшь на весь дом, не в силах осознать действительности. Если я для тебя служитель преисподней, тогда где же сейчас твой спаситель? Чем он занят в этот момент, когда ты здесь воешь раненным зверем? Не знаешь? Я тебе расскажу. Сидит в моём кабинете, ожидая выписки чека на круглую сумму, за проделанную им работу. Твоя ставка не сыграла, Кристюш. Следовало лучше обдумать ходы. Так же, как и в случае с Павлом. Продумать. Более досконально. Если я за что-то берусь, то получаю желаемое. И компания твоего отца, пришедшая в упадок, стала само собой разумеющимся. Ты же досталась в довесок, в виде малоприятного бонуса.

Я стою, облокотившись на стену. В невозможности пошевелиться под столбящим взглядом, приколачивающим меня к месту. Ощущая боль в каждой клеточке тела. И физическую, и моральную. Разъедающую изнутри ядом его слов, введенных под кожу. Глотаю слёзы, обжигающие ободранное криком горло. Дышу. Через раз от привычного ритма. Желая вовсе задохнуться под удавкой из пальцев его руки, всё ещё ощутимых на скованных мышцах вне их тактильного отсутствия.

– Хочешь узнать детали минувших событий? – бросает с издёвкой, опуская взгляд на дорогие часы, украшающие запястье. – Знаю, что хочешь… Позже. Я обещал твоему несостоявшемуся возлюбленному быть через двадцать минут. Надо вознаградить, да отпустить парня. Свою миссию он уже выполнил. А ты посиди, подумай. Твоего отца нет в живых. Мейер для тебя недоступен… Отныне только я могу пролить свет на события минувших дней. И… – усмехается, похлопывая по щеке ладонью, словно приводя в чувства. Стирает кровь с губ, подушечками пальцев, мгновенно окрашивающихся в алый цвет, – Как ты успела заметить, в моём распоряжении ещё с лихвой твоего бесценного времени.

(А.С)

– Присаживайся, – указывает жестом на отодвинутый стул, приглашая к аудиенции за бокалом янтарного напитка, должного снять напряжение грядущего разговора. – Выкладывай, – продолжает бесстрастно, подталкивая хрусталь по глади стола. Бокал останавливается у самого края, не вызывая желания пригубить из него и капли. И дело вовсе не в том, что содержимое может отличаться от состава, заявленного на этикетке бутылки.

Натяжно вздыхаю, проходя вперёд. Останавливаюсь ровно напротив. У стала, обтянутого гладкой кожей цвета черешни. Вызывающего самые неприятные ассоциации, связанные с запекшейся кровью, которой наверняка вскоре будут перепачканы руки. Бл@дь, он же наверняка уже был у неё. И остаётся только гадать, успела ли Кристина благополучно смыться, пока я был занят Полиной, отвлекая "всевидящее око" от выхода на противоположной стороне дома.