Передавалось такое указание шифровкой или устно по "вертушке", то есть по прямому проводу, минуя подслушки и помощников. Иными славами, Гостев дал мне понять, что всемогущий Цвигун уже сообщил и своим кагэбэшным подчиненным в Венгрии, и, конечно, нашему тамошнему послу о своем некоем опекунстве над делегацией киношников, путешествующих с фильмом "Фронт без флангов". Из чего следовало, что все наши возможные проблемы в поездке будут разрешаться как бы сами собой.
Туда же, в аэропорт Шереметьево, прибыл Иван Переверзев - высокий, прямой, седовласый. Лицом он, если сказать честно, уже не очень напоминал своего Андрея Фролова - боксера из легендарной "Первой перчатки", когда артисту было всего 32, но люди его еще узнавали и хорошо улыбались.
Четвертый член нашей делегации - Вячеслав Тихонов должен был приехать в Будапешт машиной из ГДР. Европа маленькая, все близко. Причем приехать с женой.
- Умеют люди устраиваться! - проворчал, узнав про эту деталь, Переверзев. - Я бы с женой тоже не возражал - даже не сказали, что можно...
Остается добавить, что всю эту замечательную делегацию должен был возглавлять я.
Но зачем возглавлять
такую делегацию, как это понимать? - спросит читатель из молодых, возможно, неподозревающий, что когда-то у нас был государственный кинематограф, а не такой, как сейчас, частный. Что, спрашивается, - два выдающихся актера и вполне немолодой мосфильмовский режиссер сами бы не справились, без начальника? Конечно, справились бы, что говорить. В искусстве как таковом, включая кино, начальников вообще быть не может, только - коллеги. Самый талантливый творец - никогда не начальник даже самому бездарному, а уж тем более, если наоборот.Но я рассказываю о кинематографе, который для удовлетворения своих творческих фантазий брал деньги в кредит из государственного бюджета. И больше ниоткуда. Из чего следовали и многие радости для снимающих фильмы и многие неудовольствия. Подробнее об этом я уже говорил, а здесь остается заметить, что указанная структура власти и подчинения неизбежно порождала соответствующую субординацию даже в малом, даже в организации делегаций вроде нашей. Входи в нее хоть трижды народные-разнародные, а над ними непременно должен стоять представитель власти, наделенный полномочиями бюрократ. Чем выше у этого бюрократа была должность в государственной иерархии, тем представительнее считалась делегация. Соответственно рангу сотворялся и "уровень" приема.
Так что в той ситуации мой авторитет в глазах принимающей стороны определялся не какими-нибудь там моими пьесами, книгами или статьями, а только лишь должностью - член коллегии Госкино СССР, главный редактор Главной сценарно-редакционной коллегии. Не велика должность сама по себе, но вполне достаточная, чтобы носитель ее считался начальником в делегации, подобной нашей. Другое дело, что принимали нас потом как бы не по рангу - слишком предупредительно и даже пышно, причем именно тогда, когда подключалась к делу советская сторона. Вот где срабатывало "указание по верху", о котором помянул Гостев в Шереметьево, давало себя знать негласное опекунство генерала армии с Лубянки.
Когда в Будапеште сходили по трапу, непосредственно на летном поле нас встречала группа людей в строгих костюмах и внушительная стая фотокорреспондентов, сразу включившихся в работу. Два немолодых корпулентных мужчины, один высокий, другой пониже, принялись вырывать у меня портфель, чтобы нести его вместо меня.. Поупиравшись, отпустил, портфель поплыл вперед в сильной руке высокого.
- Кто это? - спросил чуть погодя у переводчика.
- Тот, что с портфелем - главный здесь кагэбэшник, второй - его зам. Генерал-лейтенант и генерал-майор.
Распределились по машинам. Я - в головной - субординация. В ту же минуту нашу заднюю дверь распахнул полицейский.
- Штирлиц приехал?! - нервно спросил он.
- Приехал-приехал... - попробовал отделаться мой сопровождающий. Но полицейский уже успел нас разглядеть.
- Где?!
- Позже будет...
Страж козырнул и отпрянул.
Да, Венгрия ждала Штирлица. Дело в том, что в течение трех месяцев, медленно, по одной серии в неделю, накручивая зрительские нервы на кулак, здесь показывали "Семнадцать мгновений весны". В результате страну довели практически до истерики. Закончили демонстрацию как раз к нашему приезду. Новость, что на днях приедет Тихонов-Штирлиц, сам, лично, живьем, радостно напрягала будапештцев.