Реплика в зал. Записки действующего лица

"Все довольны своим умом, и все недовольны своей внешностью". Сказал бы мудрец так, как он сказал, в наше время? Много ли у нас теперь причин быть довольными собственным умом?.. От большого ли ума, помню, бегал по Москве, там и сям пристраивая четыре семейных ваучера, рассчитывая за каждый получить по две "Волги"! Только вложил, стал ждать, как в мгновение ока со сберкнижки исчезли даже те невеликие деньги, что на ней были.

От большого ли ума наши лидеры так повели дело, что именно стариков, самых беззащитных среди нас, ограбили первыми, приговорив бедолаг к быстрому уничтожению, определив такую пенсию, что протянуть на нее можно, разве что, до ближайшей помойки в интересе подкормиться... А потом еще и отберут мизерные льготы, что остались им от свергнутой Советской власти.

Ум как таковой стал решительно не ладить с совестью, они стали разбегаться, все решительнее и безнадежнее друг от друга отдаляясь. Видимо, самые умные рванули в Думу и положили там себе такие оклады, которые в нищей стране можно было положить только при полном отсутствии совести.

Офисный и прочий служивый планктон стал получать зарплату в конвертах. И брал, не протестуя, поступаясь уже своей совестью, добровольно и массово погружая себя в кущи вольно расцветающего криминала.

А врачи перестали лечить без легальных, а того более нелегальных оплат, милиционеры - защищать, но зато приступили грабить на больших и малых дорогах, вузовские преподы там и сям ввели таксу за отметки, - много чего еще можно вспомнить, оглядываясь на времена безголово осуществленной смены формаций. И без того измочаленный своей новейшей историей народ нашел единственную посильную для него форму протеста: стал вымирать. По миллиону в год.

Чтобы сотворить такое и так, нужно было, конечно, сильно не дружить с головой, или хотя бы с той ее частью, где полагается быть здравому смыслу. В далеком, 1986-м, многое только начиналось. Впереди прогресса побежали кинематографисты. Они первыми порушили то, что имели. Подали пример. Сегодня это уже так ясно, как простая гамма.

Осмысление случившейся катастрофы, приведшей к исчезновению великой империи, - работа надолго. Исчезновение кинематографа этой империи - только часть общей картины. Но очень выразительная часть - со своей механикой, сюжетом, включенными в действие персонажами. Уничтожение массового журнала "Советский экран" - часть развала кинематографа и тоже - со своей механикой, сюжетом, персонажами. Возможно, свидетельство участника тех событий, - автора этой книги, а он был включен в самую их сердцевину, многое видел собственными глазами, все пережил и в определенном смысле даже "пострадал", окажутся интересными и для читателя сегодня, и для тех, кто когда-нибудь потом займется тем самым "осмыслением"...

Все восемь с половиною лет, что был во главе знаменитого кинематографического издания "Советский экран", его популярность не убывала. Не исключаю, что определенную роль играло и то, что главный редактор был в эти же годы ведущим единственной тогда на телевидении передачи о кино - "Кинопанорамы". Тебя показывают по телевизору, а ты тем самым еще и пиаришь журнал...

Каждый месяц, как я уже говорил, выходило два номера, то есть на прилавки ложились и поступали подписчикам почти 4 миллиона экземпляров. Причем тираж расходился полностью. Объединение "Союзпечать" со своими тысячами киоскеров охотно работало именно с "Советским экраном. В отличие от "Огонька", который, как известно, мог писать о чем вздумается, а не только про кино, тем не менее в тот период переживал не лучшие времена. Люди брали его не охотно, большая часть тиража отправлялась под нож, а свои убытки "Союзпечать" покрывала процентом от реализации "Советского экрана".

Зная, что один номер стоил 45 копеек, легко подсчитать доход, который приносил журнал: около 21 млн рублей в год! Часть его, естественно, уходила издательству "Правда", то-есть государству и в партийную кассу, а выручка с 750000 экземпляров каждого номера шла Союзу кинематографистов. Таким образом, в год Союзу доставалось больше 8 млн. рублей! На эти деньги строились дома творчества, оплачивались премьеры, командировки, семинары, содержались штатные работники.

Придя в журнал, с удивлением обнаружил, что в реестре органов печати он проходит по так называемой четвертой, самой низшей категории. Моих предшественников на редакторском посту это не заботило. Возможно потому, что сами они сидели на персональных окладах. После немалых усилий - сочинения справок, нанесения визитов, согласований, агитации в начальственных кабинетах - удалось перевести журнал во вторую категорию. Могли бы получить и первую, но в орготделе ЦК КПСС посчитали, что было бы слишком: с самой низшей - на самую высшую! И так, мол, хорошо: перешли во вторую, перескочив третью.