Репликация

– У нас действительно была собака, которую звали Рольф. Родители купили её для меня на день рождения, но быть вместе мы могли всего лишь два года. Потом я уехала учиться и навещала пса только тогда, когда приезжала домой на короткое время. Отец рассказывал, что за день до приезда Рольф усаживался на крыльцо и ждал меня. Как он это чувствовал, никто не понимал. Собака прожила вместе с нами долгие семнадцать лет. Два года назад мы похоронили его в дальнем углу сада под старой яблоней. Папа соорудил там скамейку со столиком, иногда я приезжала в гости, и мы шли проведать нашего Рольфа, подолгу вспоминая забавные эпизоды из нашей дружбы.

Когда проекту потребовалось практическое подтверждение, именно мозг моего любимого пса послужил верой и правдой науке, разбив доводы оппонентов и скептиков в пух и прах. Отец всегда поддерживал меня во всех устремлениях, не подавая виду, что ему это может не нравиться. Две недели длился эксперимент, две недели сотрудники смотрели на окружающий мир глазами Рольфа. Мы посылали его мозгу самые разные импульсы, наблюдая за восприятием внешних раздражителей. Собака до последнего дня безупречно и верно исполняла свою последнюю службу. В нашем институте установлен памятный знак в честь её вклада в мировую науку, который уже сейчас имеет широкое практическое применение.

А знаешь ли ты, Рольф, что монохромная картинка, складывающаяся из нервных импульсов мозга, прерывается на доли секунды изображением из памяти собаки. Это напоминает сублиминальный эффект 25 кадра. Иногда на нём появлялась и я, но чаще всего отец, именно он провёл с ним последние годы жизни.

Так что, мой друг, выбор был предопределён, даже если бы ты не умел петь йодль и печь вкусные штрудели, – Мария поднялась и вернулась за компьютер. – Собирайся, Рольф. Я всё решила, это мой грех, мне за него и отвечать. Я – Козерог, если что-то задумала, рога сломаю, но стену разрушу.

– Козерог – это наши альпийские косули? Никогда не слышал о таких животных.

– Твои косули – девочки по сравнению с моим знаком.

– Тогда кони? Ты похожа на белогривого хафлингера, – лицо Рольфа расплылось в широченной улыбке. Помощник казался довольным собой, подыскав подходящее для Марии сравнение.

– Приедешь в Москву и скажешь об этом первой встречной красотке. Уверена, что огребёшь знатную оплеуху, – грустно пошутила она, просматривая расписание рейсов на Москву. – Запомни, дружок, в России сравнивать девушку с лошадью с некоторых пор означает обидеть её. И хватит болтать, через два часа тебе надо быть в аэропорту.

Мария держалась до последнего, но лишь только за Рольфом закрылась дверь, она дала волю чувствам, катаясь по ковру и тихо воя от неизбывного чувства расставания и потери. Белый квадрат окна огромным кубом переваливался над ней, что казалось, ещё немного и он рухнет, вминая в пол и унося вниз сквозь плиты перекрытия все окружающие предметы, оставляя на месте её измученное горем тело. Мария молила забрать её туда, в разверзнувшуюся пропасть, от близости которой кружилась голова, но островок тверди с лежащим на нём беспомощным невесомым телом был незыблем и несокрушим.

Она не помнила сколько времени пролежала на полу, поджав колени к груди и скуля: «Папа прости». Трель телефонного звонка выдернула её из небытия.

– Всё, – Мария поднялась, постояла без движения некоторое время. Отданный самой себе приказ разбежался по телу юркими цветными змейками, спешащими выполнить ответственные поручения. Она подошла к окну: серый унылый вид холодных каменных стен домов напротив, вымоченных дождём, одинокие фигурки людей, ссутулившихся под непогодой, и лужи на булыжной мостовой, безобразные в своей бесформенности, – всё погружало в безысходность и тоску. Выуженный из шкафа халат с пушистыми пальмами на зелёном фоне и яркими апельсинами – то, что надо для декорации уличной безнадёги. Мария забралась на стул, драпируя оконный проём предметом летнего отпускного гардероба: «Дорогой мой человек, ты никогда не был в этих широтах, и я уверенна, что созданное мной, тебе должно непременно понравиться. Но сначала я должна поверить в это сама!»

Комната озарилась светом всех ламп и светильников, аудиодека выдала нечто латиноамериканское похожее на серебряную самбу, плавно переходящую в зажигательное мамбо.

Мария вернулась за компьютер, поколдовала с плоской пластиковой консолью, подключая её к многочисленным проводам, торчащим из толстого, похожего на удава, жгута. Вспыхнули многочисленные радужные огни, осветившие терминал цветной иллюминацией так, что ей пришлось убавить контрастность, экран монитора озарился голубым в ожидании загрузки программы.

– Система к работе готова, – равнодушие голосового помощника всегда успокаивало её, но не в этот раз.