Репортаж из бездны

— За те два года в монастыре ты мне открыл глаза, Учитель, — помолчав, сказал Афсал. — Я узнал, что все имеет начало, середину, конец… Земля — начало запахов. Вода — рожденье вкусов. Свет и солнце рождают образы. Движенье ветра дарит прелесть касаний.

Старик согласно кивал.

— Так земля сейчас рождает змей! Померк свет, ветер не приносит касаний… А значит, нет рожденья. И круг замкнулся?

— Мне жалко тебя, сын! — вымолвил старик. — С тобою в злые игры играет ум…

— Учитель! Я преклоняюсь перед твоей мудростью. Я буду помнить каждое твое слово… Но я пойду туда! Я не могу один.

— Когда ты один, ты близок высшей сути. Вдвоем — ты вдвойне слаб. Во множестве — ты пропадаешь вовсе…

— Пускай пропаду, — воскликнул Афсал. — Но жертва — благо! И этому ты тоже научил меня. — Афсал поднялся с земли. — Когда вернусь, ты меня опять наставишь.

Старик тоже выпрямился. В эту минуту он был не жрец, не прорицатель, не Учитель — просто старик, который страдал и боялся за сына. Он накрыл ладонью голову Афсала, молча посмотрел ему в глаза:

— Спасите его, добрые силы!..

Афсал остановился перед широкой мраморной лестницей в главном корпусе университета. Над головой простирался прозрачный застекленный свод. На ступенях и верхней балюстраде сидели юноши и девушки, возбужденные, наэлектризованные общим делом и общей опасностью. То там, то здесь возникало пение. Пели, взяв друг друга под руки, раскачиваясь в такт мелодии. Вскочил худенький мальчик, поднял руку.

— Пришел час испытаний! — прокричал он. — Родина в опасности. Отстоим демократию! Хаят Мамуд! Да здравствует Ассоциация Левых Сил!

Одобрительные крики поддержали оратора.

— Здесь, на этих ступенях мы говорим «Кобре», генералу Лиму, реакции, мы говорим: нет, нет, нет! Мы объявляем о солидарности с докерами порта. Кто за солидарность, скажите «да»!

Дружное «да» прокатилось под стеклянными сводами.

— Кто за демократию и свободу, скажите «да»!

Снова «да» громыхнуло между колонн.

— Кто против генералов, скажите «нет»! Веселое и смелое «нет» взвилось к прозрачному куполу.

— Селину не видел? — спросил Афсал у одного из студентов.

— Она, кажется, в библиотеке, наблюдает за площадью.

В темноте наступающей ночи на площадь перед университетом солдаты подкатывали пушки, разворачивали их стволами в сторону парадного входа.

Афсал увидел Селину в перспективе узкого пространства между стеллажами с книгами. Она прижалась к нему.

Афсал выглянул в окно: в свете прожекторов увидел двор перед зданием, отделенный от площади чугунной решеткой. По периметру площади стояли войска.

— Свора диких собак…

Селина прикрыла ему рот ладонью:

— Никогда не говори плохо о собаках.

— Бесконечный день! Утром, в самолете, я еще был чемпионом мира, и все было — счастье. Страшный день. Как будто последний…

— Глупости! Последний — я не согласна! Ты хоть успел чемпионом стать, а я вообще ничто… Так, одни надежды…

— Ты моя надежда, — сказал он.

Селина прильнула щекой к его груди:

— Все будет прекрасно. Мы всегда будем вместе. И с нами будут наши дети. Они будут гордиться своим отцом.

На мраморной лестнице Афсала и Селину окликнул бородатый Радж.

— Лучшие люди страны — с нами! — воскликнул он, приветствуя Афсала.

— Радж, — сказал Афсал, — там пушки…

— Пугают! — отмахнулся Радж. — Они же знают, что мы не вооружены.

— Ну не все, положим. — Юноша с длинными волосами потряс двустволкой антикварного вида.

— Убери и забудь! — серьезно сказал Радж.

— Мальчики, — произнес худощавый, бледный человек лет тридцати. — Это бессмысленная демонстрация. Давайте уходить. Иначе будет кровь.

— Почему же вы не уходите, профессор?

— Мое место на кафедре, даже если в кафедру стреляют.

— Вот и студенты должны оставаться в аудиториях, далее если на них направлены пушки.

Профессор сокрушенно махнул рукой.

Мать Афсала расставляла на столе тарелки, вид у нее больной, недовольный. Суфия развешивала пеленки на веревке, протянутой за окном. Анвар же бродил между кроватями и, ероша волосы, ворчал:

— Хорошо, спрятались. Но нельзя же прятаться бесконечно. Здесь безопасно, но что мы есть будем?

— Привыкай! — посоветовала Моми, которая красиво возлежала поверх одеяла и разглядывала свое лицо в маленькое фигурное зеркальце.

— Что?.. — не понял сначала брат. — Разлеглась! Матери помоги!

В дверь постучали, и не дожидаясь ответа, в комнату вошел Шафикул — огромный детина, с молодым, но рано оплывшим телом, начинающий лысеть и кривой на один глаз. Моми вскочила и оправила юбку.

— Простите, — стараясь выглядеть решительным, сказал Шафикул. — Моми здесь оставаться опасно.

— А нам — нет? — с вызовом спросил Анвар.

— Моми — девушка.

— Будем знакомы! — съязвил Апвар. — Специалист по спасению старух и девиц.

— Простите. Дом, в котором сегодня нет хозяина, опасный дом. Эта мысль мне пришла в голову.

— Поздравляю с приходом мысли. Это большая радость.

— Отстань от него, болтун! — вступилась Моми за Шафикула.

— Моми, дорогая, — Шафикул умоляюще сложил большие ладони перед грудью. — Пойдем ко мне, надо отсидеться!..

— И не подумаю! — откликнулась Моми. — У тебя есть старуха Тхи!