Я был потрясен! Нигде, ни в одном источнике я не встречал упоминания о Тимкате. Об этой церемонии ни словом не обмолвился Артур Кейс. Знал ли он о традиции эфиопов раз в году выносить Ковчег из Святая Святых и совершать торжественное шествие по Аксуму? Видимо, вряд ли. Иначе он намекнул бы мне о возможном местонахождении библейской реликвии. О Тимкате ничего не было известно и Джону Леклеру, который в самом начале моих поисков вообще безо всякого энтузиазма отнесся к перспективе подготовки репортажа о затерянном Ковчеге Завета.
Я сгорал от нетерпения поскорее увидеть Аксум. Но, как и следовало ожидать, он не произвел особого впечатления – маленький восточный городок с традиционно узенькими улочками. Однако многочисленные памятники, сохранившиеся в Аксуме, убедительно свидетельствовали о невероятно богатом историческом прошлом древнего Аксума.
Вокруг города в целом ряде мест можно было увидеть остатки мощных крепостных стен, заросших густым ковром из мха. Повсюду встречались фундаменты больших строений – в прошлом, видимо, пышных домов. Я видел ступеньки полуразрушенных древних лестниц, выложенных плитами внушительных размеров. На северной окраине города Бабиле показал мне врезавшиеся в склон горы могильные склепы, облицованные красным гранитом. В них стояли опустевшие каменные саркофаги – у меня в памяти сразу всплыли египетские усыпальницы, безжалостно разграбленные разбойниками.
– Да-а-а, – протянул я, сидя на корточках возле одно го из таких саркофагов. – Везде одно и то же. Древние клады и сокровища лишали сна грабителей не только в Египте.
– Плохих людей много, – грустно произнес Бабиле.
В качестве доказательства своего утверждения, он потащил меня в центр города, к частоколу из обелисков. Одни из них были грубо вытесанными, без каких-либо украшений и рисунков. На других я увидел затейливо сделанную резьбу, имитировавшую многоэтажные дома с балконами, окнами, дверьми и даже засовами. Третьи обелиски, в том числе самый изящный и высокий – почти сто футов – лежали разбитыми.
– Один из самых высоких обелисков украли итальянцы в тридцать седьмом году. Он сейчас находится в Риме.
– Такая же история произошла и с одним из двух обелисков в Луксоре, – откликнулся я. – С той лишь разницей, что второй красавец покинул свою родину благодаря французам и возвышается сегодня в центре Парижа.
Я внимательно рассмотрел каменные платформы, служившие основанием обелисков и обнаружил небольшие чашеобразные углубления. Придя к выводу, что, возможно, они использовались в качестве жертвенных алтарей, я продолжал обходить частокол стел шаг за шагом. Неподалеку от центральной группы обелисков можно было заметить возвышения, напоминавшие каменные троны. Я насчитал двенадцать таких тронов.
– Здесь сидели судьи и советники негуса, – подсказал Бабиле.
– А сам негус?
– Чуть дальше, – мой гид показал в сторону практически полностью разрушенной каменной платформы. – Вот это и есть место, где много веков назад короновались эфиопские императоры.
– В древности город занимал территорию гораздо большую, чем нынешний Аксум?
– Наверное. На пастбищах, окружающих современный город, много обломков древней керамики, небольших обелисков и остатков колонн.
Я наклонился и провел рукой по шершавой поверхности трона. За многие века, истекшие с момента его сооружения, камень подвергся сильной эрозии.
– Как там поется в известной песенке: «Не обещай вечной любви – вечны только камни и старые «форды»? – пробурчал я себе под нос. – Насчет камней автор стихов явно преувеличивал.
Я услышал позади себя легкий треск, как если бы кто-то наступил на сухую ветку в лесу. С досадой я подумал о том, что Бабиле сломал какой-нибудь хрупкий фрагмент керамики.
– Эй, – громко сказал я, не поворачивая головы, -смотри себе под ноги. А то после тебя археологам нечего будет делать в Аксуме.
– Что вы сказали? – донесся голос Бабиле, который находился, судя по всему, шагах в десяти от меня.
Зловещий треск за спиной снова повторился. Только теперь он усилился. В голове промелькнула смутная мысль о природе этого шума. Мысль была такой парализующей, что кровь, казалось, навсегда застыла в моих жилах, а от ужаса перехватило дыхание.
Бесконечно медленно я повернул голову. В трех-четырех футах от меня находилась страшная треугольная голова. Она застыла и не двигалась, глядя вперед холодными ненавидящими глазами. Словно в замедленной съемке, я, не в силах пошевелиться, завороженно наблюдал за тем, как голова плавно стала отклоняться назад.
Гремучая змея готовилась к броску!
Острые кривые зубы этой твари способны прокусить толстую шкуру крупного дикого животного, после чего смерть наступает в течение очень быстрого времени.
Я мысленно попрощался с жизнью.
Шансы на то, чтобы выжить, были абсолютно невысоки – наверное, один-два процента. И то лишь в том случае, если во время броска на врага у «гремучки» разорвется от инфаркта ее поганое сердце и она издохнет. Умрет прямо в полете.