Первое сомнение, которое пришло мне в голову, касалось ограниченности функций современных машин. Я подумал о том, что едва ли удастся научить одну и ту же машину сочинять музыку, играть в шахматы, опознавать образы и управлять сложным станком.
Я высказал эти мысли профессору.
- Отчасти я с вами согласен, - произнес он. - Круг действий современной машины не может идти ни в какое сравнение с тем многообразием функций, которые выполняет человеческий мозг. Но мы с вами хотим заглянуть в будущее. Если сегодня разные машины предназначены для различных целей, то завтра, может быть, удастся совместить их в одной?
- Но как будет выглядеть такая машина, если одна только ее память должна занять все здания множества городов!
- Вы мыслите сегодняшними категориями, - возразил мне профессор. - Со временем эта память станет в миллиарды раз меньше. Уже сейчас создаются схемы, в которых ячейками служат не лампы и не полупроводниковые приборы, а отдельные молекулы. Может быть, эти схемы позволят создать искусственный мозг?
- Нет, разумеется, - ответил за меня Быстров.
- А почему? - обернулся к нему профессор.
- Хотя бы потому, что живая клетка - это совсем не то, что ячейка электронной машины.
- А в чем же разница?
- Странный вопрос! - начал вдруг горячиться Быстров. - Клетка живая, она может не только сравнивать и посылать сигналы, она может еще делиться. В ней происходит непрерывный обмен веществ. Это различие между машиной и мозгом является очень существенным, и оно неоднократно отмечалось в литературе. Не понимаю, зачем вы заставляете меня повторять общеизвестные вещи!
- Чтобы вы больше никогда их не повторяли! - сердито ответил профессор. - Какое отношение имеет обмен веществ к вопросу о думающей машине? Ведь мысль-то рождается не веществами, а информацией! А с точки зрения информации что клетка, что ячейка - все едино, потому что и здесь и там существуют одни и те же сигналы «да», «нет». Конечно, живые клетки лучше мертвых ячеек хотя бы потому, что они могут при повреждениях восстанавливать свои свойства. Они могут размножаться, образуя извилины в тех областях мозга, где сведений скопилось особенно много. Все это помогает работе мозга. Вы слышите, помогает, но не является основным. Основное - это сигналы, а те, кто отрицает мыслящую машину на том основании, что в ней нет процессов обмена, попросту не понимают, о чем идет речь!
- Но объясните, профессор, - в тоне Быстрова можно было уловить некоторое смущение. - Вы что же, хотите доказать нам, что машина способна мыслить?
- Я ничего не хочу доказывать, - отрезал профессор. - Я хочу выслушать мнение всех членов отряда. Пока я не слышал веских, обоснованных возражений. Преграды, которые вы пытаетесь ставить развитию искусственной мысли, зиждутся на песке. Вам не нравится отсутствие живых клеток в машине? А кто мешает нам в будущем их ввести? Как только мы разгадаем коды белковых веществ и научимся создавать их в наших лабораториях, мы тут же введем их в наши машины, чтобы использовать все преимущества, которыми они обладают. Тогда вообще будет трудно решить, что же мы называем «машиной», потому что наряду с пластмассами и металлом в такой машине будут работать «детали», сделанные из живого белка.
- По-моему, мы не учли еще одного весьма важного обстоятельства, - вновь вмешался я в разговор. - Вы сказали, профессор, что с точки зрения информации клетка в мозгу и ячейка в машине едины. А как же быть тогда с «серой» логикой? А то, что клетка имеет множество «входов» и «выходов», разве не влияет на процесс обработки сигналов? А то, что связи клеток флуктуируют и в различное время поразному задерживают по времени и ослабляют сигнал? Ведь от этого может зависеть вся суть мозгового кода!
- С этим я готов согласиться, - ответил профессор. - То, что вы отметили, имеет куда более прямое отношение к процессу мышления, чем этот ваш обмен. - Профессор искоса взглянул на Быстрова. - Но ведь это различие ничего не доказывает. Если мы сегодня еще не можем создать таких же связей между ячейками, то завтра мы обязательно их создадим. Так что можно надеяться, что и это различие между машиной и мозгом раньше или позже должно исчезнуть.
- И все-таки мыслить машина не будет! - вновь возразил Быстров. - Даже лучшая из машин-переводчиков не понимает смысла того, что она переводит. Она составляет фразы чисто формально, не вникая в их содержание, отвлекаясь от предметного содержания слов.