Репортер

— Тоже интересуетесь, сколько я ему давал в лапу? Следователь сулил снять с меня три года, если я дам ему такие показания…

— Я бы сказал вам правду, Василий Пантелеевич… Я стараюсь не лгать, мозг утомляет… Мне очень симпатичен Каримов…

— Будете держаться этого мнения, даже если его посадят? А посадят его, видимо, скоро… И — поделом…

— Почему?

— Потому что идеалистов надо карать, они убивают веру, без них спокойнее жить…

IV

ВЧграмма

"Полковнику Костенко

угро МВД СССР

Во время очной ставки с бывшим первым заместителем МВД Чурбановым бывший секретарь Бухарского обкома Рахматов показал, что некий пенсионер Завэр продал ему уникальное кольцо дымчатого топаза, работы неизвестного уральского ювелира начала прошлого века, представляющее музейную ценность.

Имя человека, который свел Рахматова с Завэром, неизвестно, внешние данные: крепкого телосложения, примерно пятидесяти лет, лицом похож на дьякона — усы и бородка, волосы с сединою, расчесаны на пробор, роста примерно ста семидесяти пяти сантиметров, особых примет на лице нет, говорит с придыханием, быстро, несколько аффектированно. Первая встреча состоялась на выставке работ дизайнеров.

Просим по возможности срочно установить указанного Завэра, а также человека, организовавшего его контакт с Рахматовым.

Прилагаем фоторобот Завэра, сделанный нами на основании показаний Рахматова.

Сообщаем, что купля-продажа состоялась возле касс Киевского вокзала.

Подполковник Вакидов".

V Я, Валерий Васильевич Штык

Больше всего меня интересуют неопознанные летающие объекты. Те, которые отказываются допускать самое возможность их существования, сродни шовинистам: «Во вселенной есть только одна Земля — наша, а на этой Земле мы — самые талантливые люди».

Когда я первый раз принес на отборочную комиссию картины, посвященные инопланетянам, Савелий Эммануилович досадливо махнул рукой:

— Вы так хорошо начинали, Штык… Настоящий реализм, прекрасная композиция, зачем вам эти фантазии?

— Постепенно я привык к тому, что мою новую живопись заворачивали, не пускали на выставки, но много ли мне надо? Мастерскую я уже получил, — хоть и в цокольном этаже, но достаточно светлую; два издательства подбрасывали книги — на иллюстрацию, какие-никакие, а деньги; с красками, правда, трудновато, цену теперь повысили вдвое, на большую вещь приходилось копить пару месяцев. Летом это не трудно, теперь огурцы появились в магазине, нарежь, залей кефиром, — вот тебе и прекрасная пища на день. А зимой я становлюсь прожорливым, мороз действует на меня каким-то странным образом: хочется лечь в койку, укрыться тулупом и три раза в день уминать сковороду картошки, жаренной на подсолнечном масле с луком.

…Поначалу меня очень хвалили, особенно когда я писал передовиков из моей деревни Кряжевки. Даже «Советская культура» напечатала пять лет назад статью, не говоря уж о «Художнике». Пару моих вещей ежегодно приобретала закупочная комиссия, жил как Крез, но постепенно — это случилось, когда Люда подарила мне роскошное издание Сальвадора Дали, — я начал рассматривать и себя, и свою мастерскую, и тех, кто ко мне приходил, как-то со стороны, а точнее — сверху. Очень удобная точка обзора. Если настроить себя, открывается интересный ракурс, чаще всего совершенно неожиданный. Отдельность — не такое уж плохое понятие, коли его верно трактовать. Рерих — отделен, потому и значителен. И вот тогда-то я заново переосмыслил фразу Толстого о том, что человек состоит из знаменателя и числителя — как дробь. Точно. Это особенно заметно именно сверху, чуть слева, но обязательно при хорошем свете.