Репортер

— Ваня, послушайте меня… Я сегодня была у вас в редакции — Олиного портрета на стене нет. И в столе тоже… Да, я открывала ваш стол, простите… Вы отдали его Лизе? Неужели вам не страшно за будущее вашего ребенка? Вы же не знаете, на что способны соперницы, — сглаз беременной женщины может привести к трагедии…

— Сейчас я за вами заеду, — сказал Варравин. — Я буду у вас через двадцать минут, я такси возьму, и мы поедем в редакцию вместе!

— Не надо туда ездить. Портрета нет.

— Есть! — Иван сорвался на крик. — Вы с ума, что ль, обе сошли?!

— Нет, — услышал он за спиною тихий голос Ольги. — Ты сделал страшный грех, Иван. Он швырнул трубку:

— Одевайся! Одевайся, я говорю! И едем со мной! Сейчас же, немедля! Он привез ее в редакцию; у подъезда уже стояла Глафира Анатольевна; он уговорил вахтера пропустить их — ночью требовался пропуск на каждого входившего в здание, днем еще можно просквозить, не так бдительны; поднялся к себе в закуток, открыл дверцы шкафа, сбросил на пол три тома Даля, схватил четвертый, раскрыл его — портрет Ольги был под прессом — ровнял его перед тем, как отдать в окантовку.

— Держите, — сказал он. — Пока Лиза не понесла ворожить!

Он спустился вместе с женщинами, открыл дверь такси, протянул шоферу трояк:

— Отвези дам, приятель.

И, повернувшись, чуть не бегом бросился в редакцию, только б не видеть лицо той, кого он так беззаветно и гордостно любил: если верят кому угодно, любой сумасшедшей кликуше, но только не тебе, кто любит тебя и тебе верен, нет и не может быть отношений: фальшь, моральное нездоровье, психопатия.

Вот тогда-то он снова позвонил Гиви Квицинии и рассказал ему все без утайки; тот не появлялся неделю, потом пришел с коньяком и плавлеными сырками:

— Иван, с Олей что-то случилось, она всецело верит сумасшедшей бабе, а та, мне сдается, мстит тем, кто счастлив, красив и умен. Что бы ты ни говорил, как бы ни молил — ничего не поможет. Разве что дай взятку этой самой Томке. Или — если сможешь — застращай ее.

…Вот он-то, Гиви, и приехал в редакцию к Варравину; выслушав, пообещал подумать. Ночью позвонил Ивану:

— Слушай, а кто такой Русанов? Со сна Иван не сразу понял:

— Какой Русанов? Я не знаю такого.

— Твой шеф Кашляев был у него до полуночи, а после они отправились… Куда бы ты думал? К Томочке, гадалке, ничего колечко, а?

XII

"Главное управление уголовного розыска

полковнику Костенко В. Н.

Рапорт

Во время наблюдения за квартирой В. Н. Русанова, которую посещает Завэр, нами был замечен человек, который, судя по всему, также вел наблюдение за объектом, заинтересовавшим нас в связи с его участившимися контактами с ювелиром.

«Наблюдатель» появился через полчаса после того, как Завэр покинул Русанова, и спустя семь минут после того, как к Русанову приехал неизвестный молодой мужчина, отправившийся вместе с ним на улицу Чайковского, дом 16, строение 3, к лицу, которого не удалось установить, поскольку наблюдатель зашел в подъезд перед нами.

Выяснилось, что неизвестным наблюдателем является член коллегии адвокат Г. А. Квициния, в прошлом сотрудник уголовного розыска, уволенный по собственному желанию; в его личном деле есть данные, что он был связан с перекупщиками овощей и фруктов на Центральном рынке

Старший лейтенант Никифорский".

"Приказ № 24-06 по управлению уголовного розыска.

Объявить выговор старшему лейтенанту Никифорскому А. Н. за клевету на бывшего сотрудника угро Квициния Г. А., который, как это явствует из материалов проверки, никогда не был связан с перекупщиками.

Полковник Костенко".

XIII Я, Русанов Виктор Никитович