Репродуктор

Герман наблюдает, как из остановившихся в некотором отдалении машин выскакивают черные пластмассовые человечки и осторожно крадутся к зданию. Он улыбается, делает последний глоток «Белых рос» и направляется на тот край крыши, что нависает над главным входом. Он не особо целится, а просто запускает бутылкой в двух ближайших человечков. Вроде бы промах.

— Это все равно не идет в зачет! — кричит Герман, вглядываясь в мельтешение перед зданием.

И салютует вскинувшим автоматы.

Марина

Марину резко начало клонить в сон: она почувствовала, что стоит ей закрыть глаза и прислонить голову к стеклу, как все вокруг уплывет и размажется. Как гуашь на бумаге, если добавить немного воды. Зеленые и желтые пятна начнут разбегаться в стороны, у них станут бледнеть края и если еще раз макнуть кисточку…

— Ладно, — долетел до Марины Фимин голос, — перекусим — и на прием. У тебя сегодня все-таки первое свидание.

Как это часто с подругой бывало, стресс от вчерашних страшноватых приключений у нее сменился эйфорией и повышенной болтливостью. Серафима принялась трещать про партизан, строительство олимпийских объектов в порту и про скорую Маринину встречу с руководством Старостата.

— Ты молодчинка, — уверяла Фима, — всем очень понравилась, и тебя хотят поблагодарить лично. Я вообще помню только один случай, когда они лично хотели познакомиться с автором. Так что хватай этот шанс зубами и не выпускай. И главное, — Фима заливисто захохотала, — не нахами ненароком, а то знаю я тебя.

Она еще долго несла что-то про офигенно национальный масштаб конкурса и своевременный выпуск пара. Марина слушала вполуха. Она и без Фимы знала, что успех конкурса оказался совершенно неожиданным для его устроителей. А уж для самого автора концепции тем более. В адрес оргкомитета писали домохозяйки и рабочие, швеи и троллейбусные кондукторы. И, конечно, писали студенты: много, хлестко и даже местами зло — Марина сама смотрела отчеты Канцелярии по количеству пришедших писем и их тематике. Она опасалась, что поднявшаяся волна подвигнет Старостат начать зачистки наиболее радикальных «корреспондентов». Но пока в своем дополнительном выступлении Староста объявил, что решено поощрить одиннадцать человек — в честь одиннадцатой годовщины Победы.

И вот теперь с ней хотят встретиться на своей территории. Может быть, Фима права, и ее хотят просто поблагодарить. Но вообще это сомнительный повод.

— Слушай, — сказала Марина, — совершенно не хочу есть. Давай ты меня прямо к Старостату подбросишь, а в «Моцарт» я лучше сразу после подъеду.

Они так и сделали. Фима высадила Марину на Пролетарской площади, а сама укатила в кафе, где был забронирован столик. Марина же обошла выключенный фонтан, поразглядывала флаги на козырьке входа в Старостат и, улыбнувшись мыслям, стала взбираться по гранитным ступеням к центральным дверям.

Называя имя того, к кому направляется, Марина с расслабляющей легкостью, какой до этого не случалось, преодолела рамки металлодетекторов и посты паспортного контроля. Она поднялась на лифте на восьмой этаж и в сопровождении гвардейца специального полка добралась до Малого зала, где и была назначена аудиенция. Гвардеец чеканил шаг, отчего добротный паркетный пол жалобно скулил, и Марине все время казалось, что кто-нибудь непременно должен выглянуть на грохот и возмутиться таким безобразием. Однако никто не выглянул.

Зал оказался совсем крохотным, с круглым столом, вокруг которого примостились четыре стула на гнутых ножках. По стенам с восточным орнаментом были развешены гобелены со сценами китобойного промысла. С потолка смотрел гербовый красный петух.

Марина прошлась по кругу, после чего присела на один из стульев. Часов здесь не было, а свои наручные она оставила на входе, в ячейке для металлических предметов. Определить время, таким образом, не представлялось возможным, и она развлекалась тем, что угадывала, где именно в этом зале установлены скрытые камеры. Марина насчитала шесть таких точек, когда дверь чуть слышно скрипнула и открылась.

На пороге стоял Он.

Маленького роста, плотный, чернявый, высокий лоб и серые глаза. В таком же, как обычно показывают по ящику, неброском темно-синем костюме и бордовом галстуке с гербовым зажимом. Хозяин шел слегка вразвалочку, отставляя правую руку в сторону и будто бы говоря: «Ба, какие люди!» Вместо рукопожатия Он чмокнул Маринино запястье.

— Марина Владимировна? — спросил, приглашая садиться.

— Да, Владислав Александрович.

Марина хотела пошутить: «А вы ждали кого-нибудь другого?», — но осеклась.

— Рад, — сказал Он, опустившись на стул и поправляя галстук, — правда рад. Мне показалось, что у вас точный и свежий взгляд. А это не так часто у нас встречается.

— Спасибо, — Марина постаралась сдержано и в меру доброжелательно улыбнуться, — всегда приятно, когда твоя работа оказывается востребованной. Вдвойне приятно, когда она нравится.

Он понимающе кивал, приложив указательный палец к отполированному подбородку. Марина подумала, что у него все же жидковатые волосы и избыточно водянистые глаза. А так — вполне ничего.