Шелли просит газированную воду. Я прошу светлый эль, что может оказаться рискованным шагом, в зависимости от новостей Шелли. Однако на прошлой неделе я проверял себя, смогу ли я жить под тем дурацким девизом, который я дал Жен на вечеринке на прошлой неделе:
— Ты знаешь, как я всегда любила делать прическу, макияж и тому подобное? — Шелли неловко ерзает на стуле, одной рукой теребя стакан с водой. — Довольно хороша в этом тоже.
— Да?.. — Я не знаю, к чему она клонит.
— Итак, ну, я разговаривала с Раей… ты знаешь, та коллега, о которой я рассказывала тебе на прошлой неделе.
Я киваю.
— Правильно. Цыпочка с психованным малышом, которая убила их золотую рыбку.
Шелли брызжет слюной от смеха.
— Эван! Я же говорила тебе, детка, это был несчастный случай. Кэссиди всего три года. Она не знала, что рыба не может дышать в воде.
— Звучит так, как сказал бы психопат.
Моя мама громко фыркает, что заставляет пару за соседним столиком смотреть на нас с глубокими хмурыми взглядами. На женщине нитка жемчуга и шелковая блузка с высоким воротом, в то время как мужчина раскачивает аскот в горошек. Я удивлен, что они не делают все возможное, чтобы заставить нас замолчать. Они выглядят как шушары[9].
Мы с Шелли обмениваемся взглядами, закатывая глаза, момент общего юмора, который заставляет меня на мгновение запнуться. Для нас это совершенно новый опыт общения матери и сына. Я имею в виду, ужинать на набережной, обмениваясь заговорщическими взглядами по поводу встревоженных посетителей рядом с нами.
Смеяться вместе. Это нереально.
И все же я не совсем ненавижу это.
— В любом
— Кресла?
— Да, именно так это работает в индустрии. Стилисты арендуют кресло из салона, — Она переводит дыхание. — Думаю, я хочу это сделать.
Я морщу лоб.
— Что? Стать парикмахером?
Шелли серьезно кивает.
— Хорошо. Разве не нужна какая-то степень для этого? Или по крайней мере, сертификат?
Ее щеки становятся еще краснее. Если я правильно ее понимаю, она выглядит смущенной.
— Я, гм, поступила в школу косметологии. Оплата за первый семестр должна быть произведена в конце недели, и я начинаю в следующий понедельник.
— О. — Я медленно киваю, ожидая продолжения.
Я жду:
Я смотрю на нее и жду… Но этого не происходит.
— Что? — Лицо Шелли становится встревоженным. — В чем дело, детка? Ты думаешь это плохая идея?
— Нет. Вовсе нет. — Я прочищаю горло и пытаюсь сделать ободряющую улыбку. — Это звучит здорово. Это просто…
Она бросает на меня понимающий взгляд.
— Ты думал, я собираюсь попросить денег.
— Эээ. Ну… да.
В ее глазах мелькает сожаление.
— Я имею в виду, что ты имеешь полное право думать обо мне самое худшее. Но позволь мне сказать тебе, когда ты не тратишь всю зарплату на выпивку? Сбережения накапливаются.
Я криво усмехаюсь.
— Держу пари.
— У меня достаточно накоплено на первый семестр, — уверяет она меня.
— И занятия проходят по вечерам, так что мне не нужно бросать свою работу в отеле. Все будет хорошо, детка. Я обещаю. — Она берет свое меню. — Что выглядит хорошо? Я думаю о мидиях. Кстати, я угощаю.
К счастью, она уткнулась в меню, так что я успеваю стереть шок со своего лица до того, как она его увидит. Забудьте о сюрреализме — это просто чудо. Кто эта женщина и что она сделала с моей матерью?
Я продолжаю бороться со своим удивлением, пока мы заказываем еду и наслаждаемся действительно вкусным ужином. Беседа протекает легко. Нет никакого напряжения, никакого неудобного молчания. Единственный раз, когда мы приближаемся к одному из них, это когда она упоминает Купера, но я отмахиваюсь от этой темы, говоря: “Давай не будем об этом”, и мы двигаемся дальше.
— Ты не сказал мне, что Женевьева вернулась домой, — говорит Шелли, ее тон неуверенный, когда она наблюдает, как я ем.
— Да, — отвечаю я между укусами. — Она вернулась на похороны своей мамы и застряла, чтобы помочь Ронану в каменном дворе.
— Мне было жаль слышать о ее маме. Я знаю, что они не были близки, и Бог свидетель, Лори была не самой легкой женщиной, с которой можно было ладить, но для Женевьевы это не может быть легко.
— Ты знаешь, она неунывающая.
Шелли улыбается.