Рерик - сокол русов

Виталий Гладкий Рерик – сокол русов

© Гладкий В.Д., 2018

© ООО «Издательство «Вече», 2018

* * *

Краснолицые русы сверкали,
Как магов сверкают огни…
Кто бесстрашен,
Коль с ним ратоборствует рус?

Низами Гянджеви (1141–1209).

Искандер-наме

Глава 1. Сокол

Спокойные голубовато-серые воды реки сливались с бездонным небом; если долго и пристально всматриваться в это невероятное смешение двух стихий, – водной и воздушной – то возникало ощущение полной потерянности, оторванности от земных реалий. Противоположный берег терялся в колеблющейся дымке туманного утра, и казалось, находился не на земле, как должно, а в небесах.

Тело вдруг становилось невесомым, человек растворялся в разверзшейся перед ним бездне и поднимался ввысь в никогда прежде не испытываемой неге, теряя последние крохи благоразумия. Конечно же, это было не так, земля цепко держала человека в своих ласковых материнских объятьях, воспаряла лишь его мятущаяся душа, тем не менее возвращение к реалиям чаще всего было оглушительно-беспощадным. Какое-то время потрясенный человек не мог прийти в себя, а когда наконец затуманенный взор очарованного созерцателя прояснялся, в его душе возникало чувство отнюдь не облегчения, а огромного разочарования и даже страдания.

В этот момент в голове бедняги билась только одна мысль: «Ну почему, почему человек не имеет крыльев?!»

В разные времена и у разных народов река именовалась по-разному. Скифы называли ее Данапер, Данар, древние греки – Данаприс и Борисфен, гунны – Вар, тюрки – Узу-су, печенеги – Варух, византийцы – Элисс. Были и другие имена у могучей реки, но их стерли из человеческой памяти неумолимые века вместе с многочисленными племенами, населявшими ее берега. Осталось одно-единственное название – Днепр.

В это раннее летнее утро в роли мечтательного созерцателя вы увидели бы русоголового мальчика лет двенадцати. Он находился на правом – высоком – берегу реки, изрезанном многочисленными оврагами и ярами. Левый берег Днепра был низким и представлял собой террасы: ближе к воде они были заболоченными, поросшими камышом, а те, что располагались повыше, занимали скромные по размерам поля и огороды, а также беспорядочно разбросанные немногочисленные летние курени, представлявшие собой землянки и мазанки, сплетенные из хвороста.

В летний период, когда начинались земледельческие работы, в них ютились жители небольшого, но хорошо укрепленного поселения, расположенного на противоположном берегу. В нем тоже жили поляне, однако они были в основном земледельцами, в отличие от рода, к которому принадлежал мальчик.

Обычно мужчины его поселения занимались ловничеством и рыбалкой, а женщины и дети занимались собирательством, заготавливая на зиму ягоды, орехи, грибы, пряные травы и мед в сотах. Только у немногих были небольшие огородики, где они выращивали разные овощи.

Мальчик лежал на крутом склоне невысокого холма и, как завороженный, всматривался в горизонт, который растаял, растворился в небесных далях. Небольшая поляна, где он устроился, находилась на опушке леса. В это раннее утро лес притих, затаился, словно прислушиваясь к тихому плеску волн, которые накатывали на глиняные кручи далеко внизу.

Несмотря на расслабленность позы и мечтательное выражение на лице, все чувства мальчика продолжали служить ему как должно. В какой-то момент он вдруг насторожился, прислушался, а затем, заулыбавшись, издал странный звук, похожий на тихий рык какого-то зверя. В лесу раздался треск ломающегося сухостоя, звучное сопение, и на поляну вышел медведь-пестун[1], который уже начал входить в пору зрелости. Но мальчик совсем не выглядел испуганным. Наоборот – он весело рассмеялся и молвил, обращаясь к зверю:

– Опять у тебя, Одинец, не получилось застать меня врасплох!

Медведь рыкнул, оскалился и бросился на мальчика. Казалось, его уже немаленькая, хорошо упитанная туша раздавит худенькое тело мальчика, но тот проворно откатился в сторону, извернулся, уцепился за шерсть пестуна и мигом взлетел ему на спину, будто медведь был лошадью.

– Агей! – вскричал мальчик и ударил пятками пестуну под бока. – Скачи, мой конь ретивый!

Но в намерения медведя совсем не входило оказаться в качестве лошади, и он попытался сбросить юного наездника. Но не тут-то было. Мальчик был проворен и цепок, словно клещ. В какой-то момент медведь потерял равновесие, и они покатились вниз по склону холма. Мохнатый клубок остановила только толстая сосна, которая росла на краю обрыва. Мальчик так и остался лежать, заливаясь от хохота, а медведь поднялся и начал с нежностью вылизывать ему лицо.

От наигранной ярости не осталось и следа. Чудилось, что еще немного, и на морде пестуна появится почти человеческая улыбка. Он тихо урчал, и мальчик, перестав смеяться, тоже издал несколько звуков, похожих на рычание. Но прозвучали они нежно, ласково.