Рерих

Николай Константинович, посоветовавшись с тибетцами, решил согласиться и взять в банке серебряные мексиканские доллары: пусть для перевозки денег придется навьючивать лишних лошадей, зато в пути можно будет избежать всяких недоразумений, связанных с бумажными деньгами. Однако получить разницу между мексиканскими и американскими долларами в банке оказалось не так просто. Не одну телеграмму пришлось послать в Москву и Нью-Йорк, прежде чем Монгольский банк частично вернул потерянные мексиканские деньги.

Для перехода экспедиции через Тибет одних только китайских и монгольских паспортов было недостаточно.

Поэтому, чтобы не повторилась синьцзянская история, еще в ноябре 1926 года Н. К. Рерих обратился к тибетскому представителю в Урге с просьбой оформить необходимые бумаги. Этот чиновник, занимавший должность доньера, сообщил ему, что он охотно поможет американским путешественникам, если, конечно, получит разрешение от своего правительства. С одним из тибетских караванов в Лхасу было передано письмо о Н. К. Рерихе, а на имя Его Святейшества Далай-ламы была отправлена длинная петиция с просьбой телеграфировать ответ через Калькутту и Пекин о пропуске экспедиции.

Не дождавшись ответа из Лхасы, Рерихи в феврале 1927 года обратились с аналогичным прошением к тибетскому представителю в Китае, который, прежде чем дать ответ, тоже отправил телеграмму в Лхасу. После многочисленных и настоятельных просьб специальное официальное лицо из тибетского консульства в Урге было приглашено в Пекин для того, чтобы связаться оттуда по телеграфу с Лхасой и получить ответ. Тибетский лама вернулся в конце марта с хорошими новостями — лхасское правительство наконец решило выдать паспорта американской экспедиции. После этого представитель Далай-ламы в Урге быстро оформил документы на путешествие по Центральному Тибету и вручил Н. К. Рериху специальное письмо пограничным властям с просьбой не препятствовать продвижению каравана. Николай Константинович уговорил тибетского представителя дать ему также рекомендательное письмо к Его Святейшеству Далай-ламе в том, что члены экспедиции — настоящие буддисты.

В это время другой, торговый, караван пришел из Урги в Лхасу и объявил себя официальным посольством Советского монгольского правительства, но тут же был взят под стражу и выдворен за пределы Тибета. Именно с этим караваном Рерихи отправили еще одно письмо, уведомляющее лхасские власти о прибытии американской экспедиции.

Английские спецслужбы тем временем гадали, где же находится Н. К. Рерих и куда должна двигаться его экспедиция. 25 августа 1927 года, когда караван уже шел по территории Тибета, в депеше из Лондона английскому резиденту в Сиккиме полковнику Бейли указывали:

«Едва ли необходимо предупреждать правительство Тибета до тех пор, пока мы определенно не узнаем, что Рерих движется в Тибет».

Всю информацию о маршруте экспедиции английские власти большей частью получали из газет.

Так к одному из донесений британской разведки была подшита статья из «New York Times» от декабря 1926 года символично названная «Николая Рериха нет ни в России, ни в Азии…», в ней говорилось:

«Путешествующий в прошлом году через Памир в Советский Туркестан Н. Рерих должен был достигнуть Москвы еще в начале ноября. Возможно, что его экспедиция была отрезана группой „Басмачей“, мятежников против Советской России, которые часто пересекают советскую границу» [328].

Наконец, все приготовления к экспедиции закончились. Необходимое оборудование, палатки и обмундирование должны были привезти из Америки Лихтманы. Приехав весной 1927 года в Москву, Морис и Зинаида Лихтманы, уже вместе с новыми участниками экспедиции, врачом Константином Николаевичем Рябининым и братом Николая Рериха Борисом, на поезде отправились в Ургу через Верхнеудинск. Через много лет в Ленинграде Константин Рябинин во время допроса в ОГПУ так объяснял свое участие в экспедиции Н. К. Рериха:

«Совершенно неожиданно для меня, так как с профессором Н. К. Рерихом я не виделся более 10 лет, я получил приглашение, через его брата Б. К. Рериха, сопровождать профессора, проживавшего с 1926 года в Урге, в его экспедиции по Монголии… После полного моего отказа по телеграфу, я все-таки согласился, так как снова получилась телеграмма с приглашением… 13-го марта 1927 года я был вызван дома к московскому телефону Б. К. Рерихом, который сообщил мне, что приехали из Нью-Йорка друзья профессора Н. К. Рериха в Москву и что я с вечерним поездом должен выехать в Москву, чтобы получить паспорт… Мы выехали 17-го марта, в четверг, в Ургу по Сибирской железной дороге вчетвером — М. М. Лихтман, его супруга З. Г. Лихтман, Б. К. Рерих и я» [329].

29 марта 1927 года в Урге Рерихи встречали всех у себя в доме. Описание дома в Консульском переулке сохранилось только в рассказе Зинаиды Лихтман: