Решающее лето

— Ты должен уснуть, — уговаривала его Чармиан. Она попыталась помочь ему встать с дивана. — Пойдем. Помоги мне, Клод, слышишь?

Мы вместе подняли его с дивана. Где-то в конце освещенного коридора послышался жалобный плач маленькой Лоры.

Когда, поддерживая Эвана с двух сторон, мы вели его по коридору в его комнату, неожиданно появилась миссис Шолто в халате и шлепанцах на босу ногу.

Она впилась глазами в Чармиан. Непричесанные волосы висели жидкими косицами, а лицо носило следы горьких слез и тех постоянных страхов, которые она упорно гнала от себя, но которые теперь так беспощадно подтвердились. Она вперила свой взгляд куда-то в лоб Чармиан.

— Ты не оставишь его, нет? — умоляюще произнесла она. — Ты не сделаешь этого. Ты должна остаться с ним.

— Нет, не оставлю, — промолвила Чармиан, — успокойтесь, мама. Я не сделаю этого.

Глава седьмая

На следующий день я навестил Филдов. Джона не было дома, а Наоми, прелестная и отважная Наоми, встретила меня торжественно и церемонно, будто важного гостя.

— Он скоро придет, — сказала она. — Пожалуйста, не уходите. Кажется, вы ему очень нужны.

Меня это не обрадовало: меньше всего мне хотелось, чтобы Джонни Филд опять во мне нуждался. Наоми, должно быть, почувствовала это, ибо тут же торопливо добавила: — Во всяком случае, вы нужны мне.

Усадив меня поудобней, с чрезмерной и тяготившей меня заботливостью, она пододвинула ко мне поближе столик с хересом и сигаретами, села напротив и, устремив на меня полный мольбы взгляд, начала горячо защищать мужа.

— Это я виновата во всем. Джонни бесхарактерный, он такой слабый, вы ведь знаете. Ему постоянно приходят в голову всякие идеи, и он часто просто не понимает, что хорошо, а что плохо. Если бы я была более внимательна, более пристально следила за ним, ручаюсь, ничего бы не произошло.

— Я думаю, что и без вашей подсказки ему следовало бы знать, что посылать Лаванду красть автомобили — преступление.

— Я уверена, что он просто не подумал об этом, — воскликнула Наоми. Казалось, она хотела загипнотизировать меня своим горящим взором и нервно постукивала ладонью по ручке кресла. — Джонни знал, что Лаванда где-то достает автомобили… Но он думал, что тот покупает их за бесценок, — добавила она, почти с отчаянием пускаясь на эту явную ложь.

Я покачал головой.

— Я думала, — промолвила Наоми, опустив голову так низко, что тяжелые пряди золотистых волос упали на щеки и почти совсем закрыли лицо, — я думала, вы пришли помочь, а не обвинять. Если вам хочется обвинять, обвиняйте меня.

— Что будет с вами и Джоном, Наоми? — спросил я.

— Он, разумеется, понесет заслуженное наказание, — ответила она, высоко вскинув подбородок, и волосы, скользнув по щекам, упали назад и снова открыли ее лицо. — А потом мы попробуем начать жизнь сначала. — У нее был такой вид, словно она готовилась идти на подвиг, но она слишком явно испытывала от этого удовольствие, чтобы вызвать мое восхищение. Наконец-то ее Джонни снова стал таким, каким он был ей нужен. И она втайне радовалась, что снова может, как прежде, опекать и поддерживать его. Нет, роль жены удачливого человека была не для нее. По складу своего характера Наоми была скорее умелой и преданной сиделкой, утешительницей всякого рода неудачников, слабых духом и больных телом, она готова была просиживать ночи у их постели, врачевать их раны, вселять в них веру и бодрость. Она была в отчаянии, когда Филд медленно, но верно взял в свои руки бразды правления, подавив ее волю. Она не могла любить сильного человека, хозяина своей и ее судьбы. Теперь же, когда он снова искал у нее защиты, она с прежней силой любила его и готова была всячески защищать и опекать.

— Как вы считаете, Чармиан будет легче, если я повидаюсь и поговорю с ней? — тихо спросила она. — Мне так хочется помочь ей, если бы я могла… — И вдруг с неподдельным страхом она спросила: — Надеюсь, она не думает, что я знала об этом?

— Конечно, нет.

— Это было бы ужасно. Она так замечательно держалась в суде сегодня утром. Даже дала деньги, чтобы взять на поруки этого ужасного Лаванду. Нет, я не собираюсь винить его. Все, что случилось, это даже к лучшему. Вы не представляете, как я страдала, догадываясь, что здесь что-то неладное…

Да, теперь она испытывала явное облегчение. Она не выносила лжи, и ей легче было примириться с мыслью, что Филд пойман с поличным, чем с сознанием того, что он, как она считала, «погряз во грехе». В лице Наоми католическая церковь явно потеряла фанатически преданного слугу. Она относилась к числу тех, кто придерживается в теории (а иногда и на практике) принципа: пусть лучше погибнут тысячи невинных, чем останется безнаказанной одна ложь.

— Как вы считаете, мне стоит ее навестить? — снова спросила она.

— Вы можете позвонить ей.

— Я знаю, я смогла бы помочь ей, — уверенно повторила она. — Эван так огорчил ее сегодня… Он еле держался, совсем пал духом. Казалось, он на пределе…

В комнату неслышно вошел Филд. Увидев меня, он в замешательстве остановился; глаза его были усталыми и печальными. Мы обменялись рукопожатием.

— Да, — промолвил он, — да.