Решающее лето

Наступило редкой прелести лето. Я считал его даром богов, летом из древнегреческой мифологии. Как зачарованный следил я за плывущими облаками, которые внезапно сменялись то серыми и черными тучами, сулящими гром и дождь, то снова ослепительно чистой голубизной умытого неба. Так и казалось, что с него вот-вот спустится кудрявое румяное божество в белоснежных одеждах; тугие завитки его волос, ногти рук и босых ног и огромный сноп пшеницы в руках будут сверкать, заново выкрашенные золотой краской. Излучая сияние, бог коснется земли — и она покроется цветами, пышными, как кроны деревьев, а деревья станут сказочными замками.

Я нарисовал эту картину Суэйну, но он, разумеется, только высмеял меня. Лично ему мое божество представлялось в виде толстого, обрюзгшего буржуа, бесцеремонно отстегивающего воротничок сорочки где-нибудь на набережной в Маргейте[9].

— Пшеничный сноп? Что за блажь? Ручаюсь, что ты не узнал бы самого господа бога, даже если бы столкнулся с ним нос к носу. В наше время бог ходит в брюках. Чем я не бог, когда счастлив и доволен?

В это лето я был так счастлив, что даже стыдился этого. Я не выполнил своего обещания и не поговорил с Шолто, хотя Чармиан сказала, что ничего не изменилось. Я, пожалуй, совсем забыл бы о нем, как забывают о потерянном ключе или монете, если бы не увидел его однажды в одном из наихудших его состояний.

Чармиан устроила обед и пригласила меня, Эдгара и Джейн Кроссмен и Айвса Элвордена с женой.

Эдгар не пришел, — он вывихнул ногу и вынужден был лежать.

— Воображает себя молодым, — возмущалась Джейн, — по лестнице — только бегом, вот и допрыгался. «Для кого ты стараешься? — спрашиваю я его. — Кто на тебя смотрит?» Но ведь он обязательно должен порисоваться. — В ее глазах запрыгали лукавые бесенята. Она была по-прежнему красива, золотистую башню волос украшала голубая бархатная лента, нелепая и очаровательная. — Клод! — взвизгнув от удовольствия, повернулась она ко мне — Что я вижу, компот из ананасов?

— Посылка из Америки, — пояснил я. Это действительно была посылка от Хэтти.

— Ах ты негодник, негодник! — Она подцепила ломтик ананаса и, попробовав его, закатила глаза от удовольствия. — Прелесть! Хочешь попробовать, Мэри?

— О да, пожалуйста, — ответила жена Айвса. Она знала всего несколько слов по-английски. Айвс не знал ни китайского, ни другого восточного языка, и я удивлялся, как они умудряются объясняться. Мэри было двадцать два года: золотисто-смуглое, тонко очерченное скуластое личико, черные глаза, маленький нежный рот.

— Клод и рис получил тоже, — таинственным шепотом сообщила Чармиан, — и дал мне целый фунт.

— Он не только это тебе дал, — заметила миссис Шолто, восстанавливая справедливость. — Он дал тебе еще и шоколад, изюм, масло и муку для кекса.

— О, шоколад! — прошептала Мэри, закрыв глаза от удовольствия.

— Я дам вам немного, — пообещала Чармиан. — Напомни мне перед уходом, Айвс, чтобы я не забыла.

— Ужасно мило с твоей стороны, но как же твоя малышка? — спросил он, изобразив легкое смущение.

— Ей еще нельзя есть шоколад.

— А мне? — обиженно протянула Джейн. — Неужели мне ты не дашь ни кусочка? О, это несправедливо!

— Ты и так слишком толста, — пошутила Чармиан. Джейн обиженно хихикнула.

Эван появился перед самым обедом. Лицо у него было багрово-красное, но он был настроен добродушно и держался вполне корректно. Вместе с нами он выпил стакан австралийского хереса и отказался от пива. Однако за те полчаса, что мы сидели за столом, он не произнес ни слова, сидел как-то неудобно, боком и равнодушно ковырял вилкой в тарелке. Потом вдруг неожиданно громко сказал:

— Чарм, не будь сукой.

Чармиан сделала вид, будто не слышит. Джейн вскинула на него испуганные глаза, Айвс покраснел, а Мэри, ничего не поняв, встревоженно посмотрела на мужа.

— Я помню, — сказала миссис Шолто своим звонким переливчатым голоском, — как любил ананасы мой отец. Разумеется, свежие ананасы. Помню, как он приносил их домой, огромные, перевязанные лентой. Это был целый ритуал, когда он разрезал ананас серебряным ножом. Только серебряным.

— Чарм, — еще громче произнес Эван, — не будь сукой.

— Ну как ты можешь? Она совсем не… — запротестовала Джейн, повернувшись к нему с широкой улыбкой. — Уж я-то знаю, поверь мне, женщине.

— Ну хорошо, хорошо, — тихо увещевала его Чармиан.

— Я не понимаю, — продолжала миссис Шолто, делая явное усилие над собой, — почему серебряным? Может, кто-нибудь знает почему? Я уверена, что Клод знает.

— Как вкусно, — промолвила Мэри, слизывая липкий сок с пальцев.

— Тебе нравится, детка? — спросил Айвс, нежно заглядывая ей в глаза.

Разговор о серебряных ножах и ананасах кое-как поддерживали все, пока не закончился обед и со стола не была убрана посуда. Тогда Чармиан извинилась и ушла посмотреть на Лору. Я вышел вслед за нею в спальню. Она стояла на коленях возле кроватки Лоры, прижавшись лицом к щеке ребенка. В спальне горела небольшая лампа под высоким белым абажуром. Пахло жженым парафином.

— Что с тобой?