Решающий бой

Можно ещё много чего рассказать об этой дряни, но я думаю, что даже перечисленного вполне достаточно. Калугина тоже нужно нейтрализовать, но не прямо сейчас. Повторюсь: любое движение в сторону Калугина вызовет истерику и ответные шаги Андропова. И ещё учтите, что он генерал-майор КГБ, начальник отдела контрразведки. В случае чего, вой поднимется до небес. Всё КГБ будет стоять на ушах и Политбюро тоже.

— Хорошо, — поморщился начальник ГРУ, — мы подумаем, что можно сделать с этим Калугиным. Торопиться, в любом случае, не будем.

— Теперь ещё об одном моменте хочу поговорить, — продолжил Петр Иванович, после секундной паузы. — В связи с усилившимся ко мне вниманием и попытками слежки, видеться с тобой, Леша, мы будем гораздо реже. В Белоруссии, возможно, встретимся, а потом на некоторое время затихнем. Если что-то срочное, обращайся через Константина Николаевича. Он же тебя проинформирует о моем решении привлечь тебя и других людей для работы с теневиками.

— Ладно, — кивнул я. — Без проблем.

— А пока есть возможность, я хочу обсудить с вами ещё один важный вопрос, — прищурился начальник ГРУ. — Его тоже нужно обговорить. Специально повторю прописную истину, которую вы знаете: всё, что мы сейчас обсуждаем, и будем обсуждать, должно остаться в этой комнате. Никому, даже самым близким друзьям, работающим с нами, ни словечка. Леша, особенно это тебя касается.

— Можете быть в этом уверены, Петр Иванович, — кивнул я.

20–21 ноября 1978 года

— Спасибо, мамуль, — целую родительницу в щеку, — я побежал.

Подхватываю сумку и поворачиваюсь к двери. Пальцы привычно нащупывают и поворачивают на два оборота круглый рычажок. Клацает замок, убирая ригель и язычок в металлический корпус. Дверь послушно распахивается от легкого толчка ладони. Бодрым шагом выхожу на лестничную клетку.

— Я тебе бутерброды с колбасой положила, — запоздало крикнула в спину матушка, — поешь, когда проголодаешься.

— Хорошо, мам, — откликнулся я, аккуратно прикрывая дверь.

Перепрыгивая через бетонные ступеньки, вылетаю на улицу. Осеннее солнце лениво пускает лучики сквозь серые тучи. Холодный осенний ветер пронизывает до костей, заставляя зябко ёжиться, взметает с асфальта клубы пыли и ненадолго затихает, чтобы через десяток секунд опять с силой ударить в грудь.

Шумный ручеек галдящих школьников уже тянется в школу. Впереди замечаю знакомую стройную фигурку в сером пальто и голубой вязаной шапочке. Ветер весело треплет блестящие локоны цвета воронова крыла. Ускоряю шаг и догоняю одноклассницу, подхватывая её за руку.

— Привет!

Девушка вздрагивает и поворачивается ко мне:

— Дурак! Так же можно до инфаркта довести! Ты чего подкрадываешься? — возмущается Аня, легонько стукая меня портфелем по руке.

— Тебе до инфаркта, как пешком до Москвы, — улыбаюсь я, — перестань. И вообще я топал как стадо мамонтов, бегущих к водопою.

— Я, наверно, просто задумалась, — смутилась Николаенко, отводя взгляд.

— Бывает, — согласился я. — Попробуем ещё раз. Привет.

— Привет, — улыбка освещает лицо девушки.

— Давай твой портфель понесу, — предлагаю, перехватывая его у Ани. Моя ладонь легонько касается изящных пальчиков. Девушка краснеет.

— Спасибо. Он не тяжелый.

— А мне может приятно за тобой поухаживать, — шутливо отвечаю я, — спасибо, да или спасибо, нет?

— Ну понеси, кавалер, — секундное замешательство прошло, и зеленоглазка прячет смущение за насмешливым тоном.

Подхватываю портфель из разжавшейся ладошки.

Минуту мы идём молча, не зная о чём говорить.

— Ань, я спросить хотел, — решаюсь задать давно интересующий вопрос.

— Спрашивай.

— Анют, как у тебя так с Олькой получилось? Ребенок никому не верил, был озлоблен и разочарован в жизни, а теперь к тебе обниматься бежит. Какое волшебство ты использовала?

— Да никакого, — пожимает плечами девушка, — знаешь, мы когда-то с папой подобрали уличного котёнка. Он совсем дикий был. Кидался на нас, шипел. Мне палец прокусил, папу исцарапал. Наверно, сталкивался со злыми людьми, просто боялся и защищал себя как умел. А мы с папой не обращали внимание. Поили его молочком, пробовали гладить, говорили с ним ласково. И через время он перестал дичиться. Сначала позволил себя погладить, потом начал к нам ластиться, устраивался на руках и мурлыкал. И тогда мне папа сказал, доброта и ласка может даже дикого зверя сделать ручным. Сейчас наш Барсик полноправный член семьи. Встречает меня со школы, мурлычит, на руки просится. А на посторонних шипит, защищает меня.