Решающий момент Ржевской битвы

Наспех подготовленные «тридцатьчетверки» в этом бою одна за другой выходили из строя из-за поломок изношенных за месяц активных действий агрегатов. От снарядов немецких противотанковых орудий и контратаковавших танков противника серьезно пострадали два Т-34. Случилось это при следующих обстоятельствах: в разгар боя за гребень высоты наши пехотинцы, попавшие под сильный огонь контратаковавшего противника, были вынуждены отойти на несколько десятков метров, оставив танки на нейтральной полосе без пехотного прикрытия. Воспользовавшись ситуацией, немецкие танки и противотанковая артиллерия огнем прямой наводкой поразили две бронированные цели, удачно вписавшиеся в перекрестие прицелов. На этом советский наступательный порыв иссяк, превратившись в позиционную перестрелку.

В 27-м танковом полку вермахта дела обстояли не лучше — готовы к бою были лишь несколько танков, которые только с большой натяжкой можно было называть исправными. Личный состав частей противника в неменьшей степени, чем в советских дивизиях, был измотан в непрерывных боях.

Но тем не менее более тактически гибкие и свободные от воли вышестоящего начальства немецкие генералы и лично командир — теперь уже исключительно формально считавшегося танковым — 40-го танкового корпуса генерал Георг Штумме осмелились на последнюю в этой схватке атаку по захвату гребня высоты 269,8. С немецкой педантичностью в штабах за несколько часов недлинной весенней ночи был разработан план атаки, практически поминутно согласованы действия с командирами штурмовой авиации, проработаны координаты целей, сигналы вызова и прекращения огня с артиллеристами корпуса всех уровней.

Образно выражаясь, к утру 23 апреля 1942 года именно противнику, а не нашим частям, удалось собрать разношерстные подразделения в кулак, пусть слабо сжатый, с окровавленными и переломанными пальцами, но все-таки пригодный для одного-единственного завершающего сражение удара.

Для стрелковых полков 58-й и 298-й советских дивизий утро 23 апреля началось с мощной артиллерийско-минометной подготовки и завершившего артналет авиаудара по их позициям примерно двадцати немецких пикирующих бомбардировщиков, «ювелирно» и безнаказанно отбомбившихся по их позициям. От мастерства бомбометания пилотов Люфтваффе напрямую зависела жизнь немецких пехотинцев, окопавшихся в обороне в 100–150 метрах от передовых ячеек советской пехоты.

После бомбардировки основная мощь огня артиллерии и минометов противника была перенесена в глубину и на фланги — то есть на позиции основательно потрепанных и практически небоеспособных 146-й и 290-й советских стрелковых дивизий у Фомино 1-го и в лесном массиве к юго-западу от высоты 269,8 соответственно. Сразу после переноса огня перешли в атаку остатки пехотных подразделений 10-й моторизованной дивизии и вся остававшаяся на ходу бронетехника противника, сведенные в ударную группу еще до рассвета.

Бойцы 58-й стрелковой дивизии за ночь не успели как следует окопаться и организовать устойчивую оборону, тем более что грунт на высоте 269,8 непохож на рыхлый песочек — это тяжелая белая глина вперемешку с камнями. Противотанковая артиллерия наших частей состояла всего из нескольких «сорокапяток», вручную в ходе боя и ночью подтащенных к передовой, наспех замаскированных и почти не окопанных.

Поэтому немецкая контратака имела успех — пехота в тесном взаимодействии с танками вытеснила наши подразделения с захваченных накануне позиций, гребень высоты в очередной раз оказался в руках врага. Однако 170, 270 и 335-й советские стрелковые полки смогли остановить атаку противника на скатах высоты, пехота 58-й стрелковой дивизии окопалась немногим более чем в ста метрах от гребня.

Вскоре после затухания боя на высоте 269,8 командующий 50-й армией с одобрения штаба Западного фронта отдал приказ о полном прекращении наступательных действий и переходе к обороне по всему фронту армии. Но большинство красноармейцев, участвовавших в лютых весенних боях, не смогли выполнить этот приказ командиров — они навсегда остались лежать в липком месиве из снега и земли, истерзанной железом и свинцом, усыпанной гильзами, обрывками шинелей, искореженным оружием и амуницией и еще многими тоннами «мусора войны». «Всюду убитые, убитые, куда ни кинешь взгляд, тут же в грязи ворочаются раненые. Особенно мне запомнился один из них, мимо которого я пробегал. Это был солдат лет пятидесяти, превратившийся в ком сплошной грязи, только покрасневшие глаза блестели да зубы белели на черном фоне»[49].

День 23 апреля стал завершающим оборотом маховика смерти, вращавшегося у Варшавского шоссе почти четыре месяца на максимальных оборотах.