Решающий шаг

Как трудно было выговорить эти несколько слов! Ашир весь покраснел, на лбу выступил пот.

Артык, все еще не доверяя словам, настороженно посмотрел на Ашира. Ведь он был всегда такой насмешник! Но нет, на лице его не было ничего, кроме простодушия и волнения. И Артыку стало больно от мысли, что друг пришел к нему с повинной.

— Ашир, виноват не ты. Нас разлучили наши разногласия.

— Артык, пойми... прийти к тебе было труднее, чем сидеть в тюрьме Куллыхана.

— Ну, тогда дай руку!

Друзья поздоровались вновь. Нурджахан опять ничего не могла понять. Минуту назад на их лицах лежала печаль и злость, теперь они светились беспечной детской радостью и искренностью.

Ашир рассказал о столкновении между Чернышевым и Куллыханом, сообщил, что хромого мирзу вызвали в Ашхабад и, наверно, будут судить. Потом нерешительно добавил:

— Артык, я пришел к тебе не только по велению своего сердца. Меня прислал за тобой Иван. Он с нетерпением ждет тебя и верит, что ты исправишь свою ошибку.

Артык обрадовался. О, если б Куллыхан действительно был арестован и у него отняли бы власть! Тогда Артык ни минуты не колебался бы. Он на крыльях помчался бы к Ивану. Но он не поверил в падение Куллыхана и не скрыл своих сомнений перед Аширом.

И он оказался прав.

Не прошло и недели, как в ауле появился Куллыхан в сопровождении шести джигитов. В тот же день «узын кулак» — длинное ухо пустыни — донесло тревожную весть: «Куллыхан ищет Артыка». А вскоре стало известно, что хромой мирза, остановившись у Баллы, хвастался в присутствии Атайры-гелин:

— Баллы-хан, будь покоен: за кровь твоего отца я вдвойне взыщу! Халназар-бай был всеми уважаемый человек. Он не только твой отец — он и мой отец. А этот эзизовский зеленопогонник еще побегает у меня за конем на аркане! Я разорву в куски Артыка и каждый кусок повешу отдельно! Тогда все поймут, что имя Халназара свято. Ты займешь его место в народе. Пока я жив, никто не тронет тебя даже пальцем!

Артык опять потерял покой. Глупая болтовня хромого мирзы лишила его сна. Он то вставал, то ложился, думая об одном: как рассчитаться с Куллыханом? Его тревога передалась и Айне.

— Артык, что с тобой? — спрашивала она.

— Ничего, моя Айна, — отвечал Артык.

— Нет, ты не прежний Артык! Даже лицо у тебя изменилось.

— Айна моя! Я ведь не зеркало, как ты: на моем лице не видно, что у меня на душе.

— Чтобы видеть твою душу, Артык-джан, мне не нужно ни зеркала, ни очков...

Не хотелось Артыку преждевременно огорчать Айну, пока он сам не решил, что делать. Сидя у кибитки, он продолжал думать, как ему поступить. «Чем быть у каждого на языке или погибнуть, убегая от опасности, лучше погибнуть, достигнув цели!» — убеждал он себя. В это время к кибитке подъехал Кизылхан в сопровождении нескольких нукеров. Не сходя с коня, он объявил:

— Артык, Эзиз-хан шлет тебе привет! Он ждал тебя, но ты не пришел. Эзиз-хан знает, что ты любишь, когда тебя упрашивают. Поэтому он послал меня к тебе. Скорее готовься в путь, — едем!

Артык не сразу ответил Кизылхану. Надо было найти предлог, чтобы выиграть время, подумать, и он спросил:

— Кизылхан, ты куда приехал? К пастухам в степь или в аул?

— Меня Эзиз-хан послал не за пастухом.

— Ты принимаешь меня за последнего из последних?

— Аллах! Что ты говоришь, Артык? Если б я считал тебя недостойным, разве я приехал бы к тебе?

— Или ты решил, что здесь не найдется для тебя щепотки чаю и куска хлеба?

— Ф-фу! Ну и задал же ты мне!..

Кизылхан спрыгнул с коня и приказал спешиться своим нукерам.

За чаем Артык узнал все новости об Эзиз-хане и его делах. Земля все еще тянула его к себе, но рассказы Кизылхана и зов Эзиза, раздавшийся в такой момент, когда сердце Артыка разрывалось от противоречий, решили все.

Напоив джигитов чаем, Артык сказал:

— Теперь я готов ехать. Но у меня нет коня, а у кибитки Халназара стоит жеребец, который достоин быть в войске Эзиз-хана. Кизылхан, возьми его для меня, и душа Халназара возрадуется на небе.

Джигитам Эзиза не надо было повторять приказание. Они вскочили на своих скакунов и помчались как ветер.

Солнце только начинало садиться за край земли. Еще не наступили сумерки. С запада вставала туча, затягивая небосвод синим покрывалом. Весенний ветер дышал запахами новых трав и полыни. Баллы сидел в кибитке, терпеливо перенося упреки и ругань «фаланги». Неожиданный топот коней заставил его вскочить на ноги и выбежать за дверь. Вдоль ряда кибиток уже неслись всадники. Мелекуш горделиво заржал и заметался вокруг своего кола.

Баллы слышал про лагерь Эзиза в Ак-Алане, слышал и про то, что эзизовцы отбирают у баев породистых скакунов. Он уже подумывал о том, чтобы продать Мелекуша или отдать его под охрану Куллыхана. При виде нукеров с зелеными погонами Баллы растерялся. Дрожа, как в лихорадке, он подошел к остановившимся против двери всадникам и пригласил их войти в кибитку. Но те отказались слезть с коней:

— Благодарим, бай. У нас нет времени.

Баллы увидел коней, подобных своему, и потерял надежду на то, что Мелекуш останется у него. И все же он стал упрашивать: