Решающий шаг

— Сары, ты послушай. Например, дело и долг каждого подданного исполнять повеления царя. Например, на коней, которые теперь уйдут от нас, сядут наши же джигиты. Ведь не можем мы оставить пешими наших джигитов, добывающих себе славу на германской войне? Не забывай, что на фронте есть и наш конный полк! Один из сидящих откликнулся:

— Нобат-мираб правильно говорит!

В это время, звеня серебром украшений, в кибитку вошла молодая жена арчина с целой выпечкой чуреков и поклонилась гостям. Халназар тотчас же обратился к ней со словами обычного приветствия:

— Айнабат, здорова ли ты, все ли благополучно в твоем доме?

— Благодарение богу, он милостлив, — тихим голосом ответила Айнабат.

Поставив поднос с чуреками на пол, она разостлала скатерть и стала раскладывать чуреки перед сидящими. Борык на ее голове сверкал золотом узоров. Всякий раз, как она наклонялась, серебряные подвески борыка и маленькие бубенчики на концах длинных кос тихо позванивали, шумело новое шелковое платье. Некоторые невольно заглядывались на хозяйку, но чуреки привлекали еще больше. Голод уже давал себя знать. Запах горячего пшеничного хлеба щекотал ноздри, все жмурились, предвкушая обильную трапезу. А между тем спор неожиданно разгорелся с новой силой.

Халназар старался избежать раздоров и больше всего упирал на то, что бесполезно сопротивляться требованиям о поставке войску коней, раз на то имеется повеление самого царя.

— Люди, — внушительно говорил он, — царь — владыка своего подданного, подданный же — его раб. Раз нужно царю, — значит, говорить не о чем.

У Покги Вала весь рот был забит зеленой жвачкой. Звонко причмокнув губами, он поддержал:

— Халназар-бай правильно говорит! — И вдруг, выплюнув табак, обратился к старшине: — Арчин-хан, ты говори, сколько коней надо выставить. Сколько надо — дадим!

Старшина облегченно вздохнул, черные глаза его заулыбались, и он неторопливо заговорил:

— Покги-мираб, в этот раз с нашего арчинства приходится только восемь коней. Царь справедлив: коней и верблюдов даром не берут, за них платят деньги. Сары насмешливо взглянул на старшину, потом на Халназара и сказал:

— Чего же лучше, — пусть щедрые баи, раз платят деньги, отдадут своих коней и тем отведут беду от дей-хан!

Сары словно сыпал горячую золу за пазуху Хална-зару. Бай понял, что эти слова относятся прежде всего к нему, и гневно взглянул на дейханина:

— Сары-мираб, ты думай, что говоришь! Понадобятся царю ахалтекинцы, — баи не будут прятать коней. Кто давал по сотне рублей на раненых воинов?

Нобат-бай прекратил спор, пренебрежительно бросив:

— Пхэй, о чем спорят! Например, с каждого широкого арыка по две лошади... А ну, мирза, бери перо, пиши!

Мирза подвинул чернильницу, положил на колено бумагу и, взяв тростниковую ручку, приготовился писать. Халназар приложился к трубке чилима, неторопливо выпустил дым изо рта и сказал:

— От моего арыка запиши: Артык, сын Бабалы...

Когда был составлен поименный список всех, кто должен поставить коней, началось угощение. Разговор перешел на войну. Говорили о том, как туркменские джигиты взяли в плен австрийского генерала, разбив его конницу; как храбры русские солдаты и как страшны пушки немцев. Один из стариков, недавно получивший письмо с фронта от сына, рассказал о каких-то чувалах, которыми немцы стреляют из огромных пушек: эти чувалы, когда летят, ревут, как коровы, а падая, грохочут, подобно небесному грому. Слышалось чавканье ртов, все торопливо жевали сочное мясо годовалого барашка.

Халназар, то и дело расправляя ладонями усы, с жадностью обгладывал жирные ребрышки, глотал, как удав, нежную грудинку, куски печенки и легких и все это запивал густым и крепким наваром, который черпал деревянной ложкой на длинном черенке. Слуга, сидевший у порога, прислонившись спиной к двери, не мог отвести глаз от Халназара, рот у него переполнялся слюной, и он судорожно глотал ее. Вдруг он услышал конский топот и выскочил за дверь, чтобы встретить нового гостя.

Не прошло и минуты, как в сопровождении слуги в кибитку вошел бравый джигит в красном шелковом халате, при сабле и в погонах. Щелкнув каблуками, он отдал честь, затем вынул из сумки пакет и подал его старшине. Халназар, видя, как статный джигит вытянулся перед старшиной, подумал: «Значит, Бабахан у начальства в почете». Смуглое лицо арчина просияло от гордости: такой почет ему оказывали при уважаемых людях аула! Обтерев о штанину запачканные жиром руки, он принял пакет и, заметив, что гонец снова приложил руку к папахе, обратился к нему:

— Что ж так торопишься? Выпил бы чаю!

— Спасибо, арчин-ага! — ответил джигит. — Сегодня я должен успеть развезти всем арчинам вот эти пакеты,— таково распоряжение господина волостного.

— А ответа на бумагу разве не будешь ждать?

— Ответ вы доставите самому волостному начальнику, — ответил бравый джигит и, снова отдав честь, повернулся и вышел.

Неграмотный старшина, не знавший даже начертания букв, неторопливо вскрыл пакет и, вынув из него бумагу, передал мирзе. Тот взял в обе руки и стал читать вслух:

«Приказ арчину аула Гоша