Решала

Ох, надеюсь, схема, схлопнувшая Хранилище, сработала, и я всё верну. Вроде и заново набрать можно, восстановить запасы, но чёрт, это же всё моё, родное. Как говорил товарищ Шпак, это же всё, всё же что нажито непосильным трудом, всё погибло! Ох, как я выл, когда осознал это. И главное, кроме себя, винить было некого.

Ладно уж, хватит себя терзать. Пропало и пропало, новое наберу, благо знаю где, искать уже не потребуется. Если прежнее Хранилище не откроется, выть уже не буду. Но, чёрт возьми, чтобы я ещё раз такие эксперименты проводил…

А теперь пора выяснить, куда я попал, и побыстрее добраться до воды. Я уже проверил – попал снова в мальца, скорее всего семилетнего. Руками и ногами подвигал, тело вроде в порядке, но на голове – шапка бинтов. Там тупо ныло, видать, гематома. Видимо, эта травма и выбила прежнего владельца из тела, а я заселился в уже пустой сосуд.

Самое важное – выяснить время. Судя по обстановке, точно не предвоенное и не время ВОВ, а более позднее. Вскоре диктор по радио под кряхтение соседа, прибавившего громкость, сообщил, что московское время – семь утра, шестое февраля, и выдал сводку новостей. Февраль какого года, гад?! Что, сложно год сообщить?! Хотя месяц тоже не радовал: было ясно, что зима за окном, слышно было, как вьюжило, и холод от окна шёл.

Да, раз зима, в речку не нырнёшь, чтобы инициацию пройти, да и бочку с водой поди поищи. Интересно, где я, в какой местности или городе? Здесь есть бассейн? Или придётся полную ванну набирать и там нырять? Вот сиди и думай. Что ж, пора в себя приходить.

Уже рассвело, в комнате стало вполне светло, да и свет включили. Откинув шерстяное, с бело-синими квадратами одеяло в белом пододеяльнике, я аккуратно сел.

– О, парнишка очнулся, которого вчера привезли, – бодро сказал мой сосед, который баловался радио.

Я думал, радио его, но нет, просто радиоточка рядом с ним. Ишь ты, что это за больница и палата такая, что здесь радиоточки есть?

В палате были четыре койки. Две у окна заняты, третья, ближе к двери, свободна, полосатый матрас на ней скатан, и четвёртая моя, тоже у двери. Небольшая палата, надо сказать. Сосед мой, которому было лет за сорок, пузатый такой, тучный, краснолицый, сидел на своей койке. Видимых повреждений у него я не видел, Напротив него сидел парнишка лет четырнадцати с гипсом на руке по самое плечо. Похоже, локоть повредил.

Парнишку сосед послал за медсестрой, а сам поинтересовался у меня:

– Ну, как ты, малец?

– Непонятно.

– Как зовут-то? А то вчера вечером принесли, и спросить не у кого. Санитары не знали.

– Не помню, – после некоторого раздумья ответил я. – А где я?

– Что, совсем имени не помнишь? А кто ты и откуда?

– Тоже не помню, – также после небольшой паузы ответил я и повторил: – Где я?

– Ай-яй-яй, как плохо-то. Да, травма головы – это та ещё проблема. И не такое бывает.

«Вот тупой толстяк, на простой вопрос ответить не может!» – вспышкой разозлился я, но быстро успокоился. Всё равно узнаю.

Пришла медсестра, и ей тут же сообщили о моей потере памяти. Она сначала меня уложила, потом опросила, сунула мне градусник и ушла, сказав, что скоро придёт врач.

Минут через пять действительно вошёл врач, молодой и сонный, похоже, с ночного дежурства: остальные-то на работу ещё только подтягивались. Первым делом он забрал у меня градусник и глянул на него, после чего осмотрел меня, опросил и вышел, сказав, что чуть позже меня осмотрят ещё раз.

Единственным плюсом его прихода для меня стало то, что я наконец узнал, что сейчас тысяча девятьсот шестьдесят первый год. Ну, в принципе, обстановка соответствует. То, что я опять попал в семилетнего, было видно по рукам, ногам и телу – не ошибёшься. И что у меня за имя, я тоже догадывался, а врач подтвердил мои догадки, назвав меня Терентием. Видимо, в больничном листе посмотрел. Вот такой круговорот.

А вот где я нахожусь, в каком городе, в чьего ребёнка попал – это всё неизвестно. Настораживало отсутствие матери. Любая мать, если ребёнок пострадал, будет караулить у кровати, спать на стуле, но не покинет его. Какие-то нехорошие симптомы. Не в сироту ли я попал?. Не детдомовский ли у нас Терентий?

Впрочем, если сирота, то для меня даже хорошо. Ведь если есть семья, то ребёнок там – бесправное существо, несмотря на все его взбрыкни. Всё за него решают родители. А вот в детдоме есть варианты. Там часть времени дети предоставлены сами себе, и взрослеют они куда быстрее.

Тут принесли завтрак, только мне одному, оба соседа ушли завтракать в столовую. Санитарка настояла на том, чтобы покормить меня с ложечки, хотя я сказал, что и сам могу: мол, ей так велели. Ну а через час после завтрака мной занялись сразу несколько врачей, и уже к обеду я узнал, в кого попал.