Решала

Я тем временем изучал грязных небритых красноармейцев, находившихся в лагере. Некоторые подходили, жадно глядя на меня. Достав из кармана пару яблок, я кинул им через ограду. Часовой на вышке тут же рявкнул, чтобы я прекратил.

М-да, ужасное зрелище: за яблоки дрались, как бойцовские собаки, совсем человеческий облик потеряли. Некоторые просили ещё. Я объяснил, что часовой не даёт, но сказал, что передам горбушку хлеба тому, кто скажет, где находится Георгий Красницкий, шофёр из БАО, который должен быть в этом лагере.

Здесь было около двух тысяч пленных, среди них быстро начали распространяться шепотки, и вскоре я заметил направлявшуюся ко мне группу людей, среди которых я узнал брата. Узнал по фотокарточке, но там был молодой улыбчивый паренёк, а тут скелет. Со щетиной, в рваной и грязной форме, правая рука перевязана грязным бинтом. Похоже, в свинарнике живёт.

– Тишка.

– Да хватит называть меня этим кошачьим именем! – возмутился я. – Что за привычка? Я Терентий.

– Как ты тут?.. – начал было брат, но оборвал сам себя и спросил: – Что с нашими?

– Батя пропал. Собственно, я его и искал, а нашёл вот тебя. С немцами договорюсь, у меня золотой портсигар есть, хочу тебя выкупить…

При этих словах толпа, жадно ловившая каждое наше слово, заволновалась, забормотала. Тут как раз и немец вышел. Он, видимо, понял, что я уже нашёл, кого искал, и направился ко мне, по-прежнему стоявшему у ворот.

– Нашёл брата? – спросил он.

– Да, вон тот, с перевязанной правой рукой.

– Угу, так где портсигар?

– В траве спрятан. Давайте так: вы выводите брата, даёте справку, и мы идём по дороге в сторону низины. В ста метрах до неё и спрятан портсигар. Я ногой его покажу, и вы подберёте, а мы пойдём дальше. Надеюсь, выстрела в спину от вас ждать не стоит?

– Я честный бюргер, – возмутил немец.

– Ох, сколько я видел честных людей! Но вам я верю.

О чём-то поговорив с фельдфебелем, он вывел братца. Георгия пришлось придерживать, он едва мог идти: только недавно встал на ноги после тяжёлой контузии. Немец шёл метрах в пяти позади нас. Дальше полевая дорога ныряла в низину. Я отошёл к обочине, присел и сунул в траву портсигар. Потом отошёл, понаблюдал, как немец подобрал его и с довольным видом осмотрел: явно старинная вещь.

Кивнув нам, немец закинул карабин за спину и направился обратно, а я, подхватив Георгия за локоть, повёл его дальше.

– Тиша, там в лагере парни из нашего БАО, они меня контуженого вынесли, не дали добить. Я очень прошу… Понимаю, это не в твоих силах, но надо помочь, очень надо. Плохо там…

– Да скажешь тоже, нашёл сложность. Как два пальца обоссать. У меня тут наш танк припрятан, я его у немцев угнал. Они его уже по-своему перекрасили. Он заправлен, и снаряды есть. Атакую, повалю ограду, буду гонять немцев. Ты сам как? У меня тут вещмешок припрятан, еды и воды завались, даже термос с чаем есть.

– Кормили нас на убой: тухлыми овощами и похлёбкой на них, от которой быстрее сдохнешь.

– Хорошо, я тебя сейчас покормлю.

Мы присели у дороги, и я, отбежав к кустарнику и для вида покопавшись там, вернулся с вещмешком в одной руке и котелком в другой. Уверен, наши разведчики за нами наблюдают, но выйти они не смогут: немцы на вышках их засекут.

Я аккуратно поставил на землю котелок с горячим куриным бульоном, достал из вещмешка полкаравая хлеба и с ложечки стал кормить брата, отщипывая и подавая ему хлеб. Девять ложек и пять щепоток хлеба.

– Хватит пока, а то живот подведёт. Через час я тебя ещё покормлю. А сейчас чай.

Я напоил его чаем с половинкой пирожка с картошкой, и брата разморило. Подхватив вещмешок и котелок, я убежал за те же кусты и дальше в овраг, где уже ни немцы, ни наши меня не видели.

Брат попросил помочь, и я сделаю. Достал танк, устроился на месте командира и, запустив движок, сразу рванул с места. Выскочив из оврага на скорости тридцать километров в час, я проехал мимо Георгия, но он не очнулся от рёва и близкой тряски почвы. Не перекормил ли я его? Скорее всего, сказались стресс от освобождения и кормёжка, просто обессилел и сознание потерял. Вот руку я у него не посмотрел, чуть позже гляну.

Разогнавшись по дороге до пятидесяти километров в час, я с ходу выстрелил. Осколочный снаряд влетел точно в палатки, в которых жили немцы; их канцелярия находилась в здании правления фермы. Немцы повылазили, как тараканы, и я палил по ним из пушки, а из пулемёта – по вышкам, быстро выбив там всех часовых.

Повалив ограду, я отъехал подальше, остановил танк и стал с двухсот метров вести точный и прицельный огонь. Причём пушка заряжалась так быстро (телекинез – вещь!), что выстрелы звучали каждую секунду – немыслимая скорость даже для опытных танкистов.

Обернувшись, я в смотровые приборы увидел цепочку бойцов, тех самых разведчиков. Они бежали в атаку на лагерь. Пушка уже не била, бойцы прорвались и просто смели немцев. Убедившись, что дальше они здесь сами справятся, я дал газу и рванул к селу, где стояли немецкие и румынские солдаты. Поработаю там, дав нашим шанс уйти.