В кабинете дознавателей 71-го отдела полиции продолжался допрос доставленного прямиком из больнички подозреваемого Пегова. То был субтильного сложения молодой человек с внешностью «ботаника» и прикидом «хипстера». По манере держаться, по торопливой, сбивчивой речи, равно как «лица необщему выраженью», даже непрофессионал сыска без труда определил, что молодой человек отчаянно напуган, а потому, отвечая на вопросы, ничуть не юлит, а напротив — выражает полную готовность помогать следствию. К тому же организм Пегова до предела истощился ударной дозой клистира, вкачанной ему славными продолжателями дела профессора Боткина. По этой причине подозреваемый испытывал теперь необычайную легкость не только в мыслях, но и в прочих отсеках тела.
К слову, а может быть, и стоило взять на вооружение этот некогда передовой опыт австрийских медиков, со знанием дела описанный Гашеком? И перед каждым серьезным допросом устраивать фигурантам промывание желудка? Если на клистирах держалась Австрия, то почему бы на них же не поддержать отечественный сыск?[22]
— А всё ли? — продублировал вопрос Серёжа Кравчук.
— Ну да…
— А вот Гавричков нам под протокол сознался, что…
(Брехня! Не было покамест никакого «под-протокола» с Гавричковым. Поскольку все это время тот продолжал «дозревать» в «обезьяннике».)
— Ах да! Точно! — перебивая оперативника, торопливо «вспомнил» Пегов. — Когда мы вышли из машины, Жека вернулся и магнитолу выдернул.
— Ху ис Жека?
— Женька Пронин.
— Так и говори: Евгений Пронин. У нас с тобой сейчас не «тёрки про тёлки», а официальное следственное мероприятия, — строго подпустил туману Шалимов.
— Да-да, конечно. Так вот, Же… э-э-э-э-э… Евгений Пронин взял магнитолу. Мы ему говорили: не надо. Но он все равно…
— М-да, «славная какая у вас компания», — саркастически ухмыльнулся Кравчук, пародируя Михалкова.[23]
— Что и говорить: настоящие друзья!— Вы о чем?
— Что ты, что Гавричков — всё на приятеля валите: и угнать машину он предложил, и за рулем сидел, и магнитолу взял.
— Так, значит, и женщину — Жека? — в лоб спросил Шалимов.
— Что женщину?
— Он сбил?
— Какую женщину? — мгновенно и в бесчисленный по счету раз покрылся гусиной кожицей Пегов. — Мы никого не…
— Когда грузились в тачку, никаких механических повреждений на корпусе не углядели?
— Э-э-э-э… Не знаю… Ннет… Мы ж бухие были.
— Во-от! Уже одна статья, как минимум, считай, у тебя на кармане.
— К-какая статья?
— «Управление автомобилем в состоянии алкогольного опьянения», — охотно разжевал Шалимов. — До двух лет.[24]
— Почему «до двух»? — охнул Пегов. — За что «до двух»?! Это же не мы! Это Пронин! Мы просто сидели! Сзади!
— Угу. На заду и в заду… Допустим. Где сейчас может ховаться Пронин?
— Не знаю. Вот честное слово!
— А если хорошенько подумать? Он ведь парень неместный, так?
— Да. Он из этого… из Курска приехал. Вообще-то он хотел на физкультурный поступать. Но по баллам ЕГЭ только к нам, в «холодильник», прошел.
— С кем из питерцев, помимо Гавричкова, он приятельствовал?
— Может, баба какая? В смысле подруга? — подкинул вариант Серёжа.
— Ну… В принципе, он с Машкой Архиповой из параллельной группы чего-то такое мутил.
— Чудесно. Где живет Машка?
— Я не знаю. Честное слово! Кажется, где-то в Колпино…
«Буду жить теперь один я, как ТЕРМИНА-АА-ТАР!» — дурным голосом заорал вдруг Шнур. Да так, что все присутствующие в кабинете невольно вздрогнули. После чего синхронно поворотили головы на шум, который, как выяснилось, рингтонно исходил из глубин кителя тихонечко посапывающего в уголочке сержанта Гусимова. На чью долю сегодня выпала миссия сопровождающего, он же — сиделка при измученном теле задержанного Пегова.
Шалимов сердито втопил кнопку диктофона, останавливая запись, и рявкнул:
— Ба-лин, Гусимов! Чурка ты нерусская! Я же вторым твоим родным языком приказал: на время, пока мы работаем, отключить мобильник!
— Извините, тащ капитан! — взялся оправдываться сержант. — Я свой-то, типа, отключил, а про его трубу забыл.
— Что значит «его»? Его кого?
— Это Пегова мобила. Вы сами приказали: отобрать и следить, чтобы на звонки не отвечал и сам никуда не звонил. — Гусимов достал из кармана продолжающую благим матом «шнурить» трубку. — Весь день у него этот терминатор орет. Раз двадцать так уж точно позвонил. Выключить? Я сейчас…
— Погодь! — заинтересовался Шалимов. Он поднялся с места, принял из рук сержанта телефон и всмотрелся в экран дисплейчика. — Очень любопытно… «Жека». — Опер обернулся в сторону Пегова. — Я правильно понимаю, что сей терминатор-Жека есть мобильный позывной товарища Пронина?
— Да.
— Прелестно. Как говорится, на ловца и зверь… А теперь, господин студент, слушай меня внимательно. Сейчас мы тебе нальем рюмашку коньяку, который ты одномоментно в себя опрокинешь.
— Зззачем? — перепугался Пегов.
— А вот именно зззза этим. Дабы ты перестал, наконец, дрожать, как жесть на ветру, а твой отнюдь не ангельский голосок приобрел нотки уверенной постпохмельной развязности. Ясно?
— Нет… Да… Нне совсем.