— А история гласит, что у тогдашнего губера тоже была жена-клептоманка. И по этой причине во время походов по магазинам и лавкам ее всегда сопровождал специально обученный солдат.
— Чтобы по рукам бил, что ли?
— Нет. Просто он запоминал, какие супермаркеты… или что там у них тогда было?.. посещала вороватая первая леди, заходил туда позжее и расплачивался с владельцами за похищенное из специального губернаторского фонда.
— О как? Прикольно. Кстати, я бы на их месте подкручивал счетчик.
— Думается мне, именно так они и поступали.
— Толково.
Возвратился Геннадий Юрьевич в сопровождении очаровательной официанточки, которая сноровисто заменила приборы и, водрузив в центр стола запотевший графинчик, удалилась за горячим.
Явно истосковавшийся по выпивке Брюнет тут же взялся банковать:
— Ладно, хлопцы, давайте-ка накатим! Вот только… Я так и не понял: за что мы все-таки пьем? За победу или поражение?
— А хрен его знает! — пожал плечами Петрухин. — Можно и так повернуть, а можно и эдак. Диалектика, блин.
— Ну тогда ограничимся нейтральным — за любовь!
Мужчины шумно чокнулись, выпили, потянулись за закусками.
— И все-таки — удивительная женщина! — вырвалось у Купцова тяготившее подсознательное.
— Ты о ком? — уже чутка пьяновато уточнил Дмитрий.
— Об Анне… о ком же еще?
— Может, и удивительная, но дура, доложу я тебе, редкостная.
Леонид не стал с ним спорить, понимая, что это бессмысленно. Тем более что с общепринятой точки зрения Петрухин был прав.
— Есть такие бабы, — авторитетно заявил Брюнет, продолжавший пребывать в неведении относительно финала «сабельной истории».
— Какие? «Такие»?
— Которым всласть лишь те мужики, что об них ноги вытирают. Вот у меня тоже была подобная военно-морская история. В Москве. Лет эдак десять назад. Короче, перегоняли, помнится, мы в столицу две фуры с паленым «Абсолютом»…