Решальщики. Раскрутка

— А потому, что я хочу пристроить тебя в петушатник. Разумеется, после того как челюсть срастется. С загипсованной пастью в петушиной камере делать нечего. Ведь там тебе придется много, долго и упорно работать минетной машиной. Но это все потом. А пока — легкий спарринг. Давай-ка ручки сюда.

— Дмитрий! Перестань! Ты что, забыл, как в прошлый раз вышло?

— Так в прошлый-то раз у мужика сердце больное оказалось. Вот он и того… И вообще: ты, Леонид Николаевич, мне под руку лучше не говори, — Петрухин оборотился к «гению»: — Ну-ка, пидор, давай ручонки! Некогда мне тут с тобой!

Кажется, Старостин был готов грохнуться в обморок — на лбу у него выступил холодный пот, лицо побелело:

— Леонид Николаевич! Леонид Николаевич, я вас очень прошу!

— О чем? — «удивился» Купцов.

— У меня тоже больное сердце… я тоже могу… того… как тот мужик. Леонид Николаич, я все расскажу. Я вспомнил, вспомнил!

— Ишь как он теперь запел: ой, я все расскажу! — возмутился Петрухин. — Дай-ка я сперва ему вломлю по яйцам!

— Дмитрий, выйди! Покури в кухне.

— Хорошо. Ты — начальник, я — дурак… Я, конечно, сейчас выйду. Но если это бородатое влагалище опять начнет амнезией мучиться — сразу зови. Я ему мучения-то облегчу.

— Ладно, — сказал Купцов, и Дмитрий вышел из комнаты с чувством выполненного долга. Разумеется, он не видел, каким взглядом проводил его Старостин. Но догадывался, что в этом взгляде многое было: страх, ненависть, презрение. Но больше всего, конечно, страха.

Выйдя, Петрухин не стал закрывать за собой дверь. Он присел на корточки в коридоре, закурил и стал слушать, что происходит в берлоге «интеллектуала».

А там Старостин вытер пот со лба и перевел испуганный взгляд на Купцова. В ответ на его немой вопрос Леонид довольно нейтрально, но вместе с тем как бы и доброжелательно сказал:

— Что ж стоим-то? Может быть, присядем?

— Да-да… давайте присядем. В ногах-то правды нет.

Хозяин и незваный гость сели рядком на диван. Скрипнули пружины под грузным Антоном. В приоткрытую дверь из прихожей потянуло дымом — это закурил Петрухин… Здесь стоит признать, что допрос, построенный на противопоставлении «злой полицейский / добрый полицейский», — прием древний, как сам сыск, и рутинный. Однако, невзирая на свою «древность», по-прежнему в отдельных случаях эффективный. В первую очередь это относится к людям неискушенным, слабым, впечатлительным. Так вот Антон Старостин идеально подходил под эту категорию.

— Ну, Антон Евгеньич, рассказывайте.

— Черт! Даже не знаю, с чего начать?

— А вы не торопитесь. Давайте спокойно, по порядку, подробненько. Нас интересует человек, которому вы рассказали о своей бывшей жене… Кто он?

В ответ Купцов услышал то, что в принципе ожидал и чего очень опасался услышать.

— А хрен его знает, кто он! Я его тогда первый и последний раз видел.

Разумеется, нельзя было исключить, что Старостин лжет, прикрывая своего знакомого. Но Купцов понимал, что скорее всего Антон говорит правду. В любом случае, все, далее им поведанное, следовало проверить. И Купцов знал, как это можно сделать.

— Хорошо. Будем считать, что вы сказали правду… Потом мы все равно будем проверять каждое слово. Итак, Антон Евгеньевич, расскажите, где, как и когда вы познакомились с человеком, которому рассказали о своей бывшей жене Анне.

— В тот день… э-э-э-э… в то утро я возвращался домой от друга, — издалека взялся фантазировать поэт. — Он, знаете ли, болеет, и я возил ему лекарства. У самого с деньгами был страшный напряг, но я занял и купил ему лекарства. Понимаете?

— Да, — кивнул Купцов. — А как зовут вашего друга?

— Э-э… Янчев. Он очень талантливый художник.

— А имя-отчество?

Имя Антон припомнить не мог. Да и саму фамилию вспомнил исключительно потому, что та была на «я» и располагалась, соответственно, на последней странице записной книжки. Совершая традиционный обзвон знакомых на предмет «Где бы нынче разжиться баблосами?», в тот день он решил попробовать пользовать записную книжку по-еврейски — то бишь справа налево. И — о чудо! Начав с последней записи, с «Янчева», услышал в ответ: «Если хочешь — приезжай; денег, правда, нет, но вот водкой напою». Фамилию Антон вспомнил, а вот имя вспомнить не мог: то ли Толя, то ли Виталя. А может, и вовсе — Кирилл.

— …Имя? — переспросил Старостин, оттягивая ответ.

— Имя, — подтвердил Купцов.

— Вы знаете что? Он любит, когда его по фамилии зовут… Янчев и Янчев… и все.

— И все. Понятно.

Было совершенно очевидно, что Старостин врет. Но пока Купцов просто отметил этот факт и не спешил «наезжать» на Антона.

— Хорошо. А номер телефона Янчева?

— Тут, видите ли, какая беда — у меня украли записную книжку. Вытащили из кармана вместе с бумажником.

— Сочувствую. И то сказать — карманников в городе развелось, как собак нерезаных.

— Вот-вот, — охотно согласился Старостин. — На ходу подметки режут, а полиция не реагирует…

— А вы заявление подавали?

— А смысл? Все равно ведь ничего не найдут. Верно?